Любовница №2358

Папа никогда не называл меня дочкой. Всегда говорил: «Моя хорошая».

Я посмотрела на Пола:

— Кажется, я знаю.

Он лишь кивнул, развернул панель ввода. Я набрала два слова, панель свернулась, и замок победно щелкнул.

Моя хорошая.

А я едва не разрыдалась.

Фирел с облегчением выдохнул и глотнул виски. Вынул пачку бумаг, сел за стол и принялся просматривать. Я наблюдала из-за его плеча, вдыхая запах морозного дерева, смотрела на его руки с крупными полированными ногтями. И просто не понимала, как все это возможно утрясти в голове.

Наконец, Пол повернулся, но его лицо казалось обеспокоенным:

— Здесь не все, Вероника.

— Что это значит?

Он повертел пустой бокс, поковырял подкладку кончиком канцелярского ножа, но внутри было совершенно пусто.

— Здесь чертежи и описания. Но они неполные. В маяке не хватает сердцевины.

Я смотрела в его растерянное лицо и улыбнулась, выуживая из-под платья отцовский кулон. Положила на стол:

— Думаю, теперь все.

— Ты уверена?

Я кивнула:

— Абсолютно. Эта штука реагировала на сирадолитные вышки там, в пустыне.

Я не хотела мусолить подробности. Может, потом, когда-нибудь. Сейчас я не хотела все это вспоминать.

Пол подцепил кулон двумя пальцами, покручивал:

— Надо же… Какая ирония.

Он достал новый бокс, сложил бумаги, кулон и запаролил содержимое. Посмотрел на коммуникатор:

— Ты останешься здесь, по крайней мере, пока не будут улажены все формальности. Я вернусь вечером.

Я покачала головой:

— Нет, Пол. Если ты вернешься вечером — я уйду из этого дома. Договор нас больше не связывает. Я считаю себя свободной от департамента.

— И от меня?

Я молчала.

Он помрачнел. Какое-то время просто стоял, будто подбирал слова:

— К черту договор. Значит, я не вернусь, Вероника. Лишь бы ты осталась. И может, ты все же сможешь меня простить.

73

Мы стояли у подъезда Центра. Я и Дарка. Подморозило, с серого неба срывались крупные рыхлые снежинки. Она привычно сморщила нос, поправила меховой капюшон:

— Может, мне все же с тобой?

Я сжала ее руку, покачала головой:

— Нет. Я должна сама. Всего лишь посмотрю ей в глаза и вернусь. Давно хочу это сделать.

Дарка надула губы:

— Мало ли, может, придется эту стерву за волосы оттаскать или макияж поправить. Ты же знаешь — я могу!

О да! Моя Дарка могла все! Но я снова покачала головой:

— Прости, дорогая, буду веселиться без тебя. А за волосы оттаскают в четыре руки, если понадобится, — я кивнула на стоящих за моей спиной охранников.

Снова серые близнецы. Я так и не знала, что стало с Айзексом и Смитом, но меня это мало волновало.

Я нервно перехватила маленькую сумочку и пошла знакомой лестницей, оправляя на ходу белый мех. Я должна была увидеть Амалию Клаверти. Я беспрепятственно поднялась на третий этаж, секретарша доложила обо мне. Я не сомневалась, что она примет.

Нет, теперь я не боялась. Меня больше ничто не с связывало ни с Центром, ни с социальным департаментом. Я была самостоятельной единицей, единственной владелицей и президентом компании «Сальвадор-групп», занимающейся разработкой сирадолитовых месторождений на территории Альянса. И дело разворачивалось небывалыми темпами. Фирелу понадобился лишь месяц, чтобы все оформить. И уже два месяца геологическая разведка колесила по всему Альянсу. Но я больше не видела его с того дня, когда все закончилось. Лишь вела переговоры через коммуникатор. Он сдержал слово и не появлялся в квартире до тех пор, пока я не получила возможность съехать. Но я каждый день получала цветы. Целые охапки. Сейчас я получала их уже на свой адрес.

Амалия Клаверти сидела за столом у окна, утопая в мягком высоком кресле. Курила сигарету в длинном мундштуке. Все такая же. На первый взгляд. Но она будто поблекла, посерела. Может, просто лиловое платье совсем не шло. А может, я смотрела теперь на нее совсем с другой стороны.

Она поднялась навстречу:

— Мисс Глос, какая честь.

— Добрый день, миссис Клаверти.

Она сверкнула зубами:

— Вы по-прежнему хороши. Чем обязана удовольствию видеть вас?

Я усмехнулась:

— Хотела посмотреть вам в глаза.

— Мило, — она подхватила сигарету, затянулась, выпустила струю дыма. — Кажется, я должна вас поздравить, мисс Глос. Это триумф. Иначе и не скажешь. Или, может быть, уже миссис Фирел?

Я оставила эту иронию без ответа:

— Я хотела сказать вам лично, Амалия, что стану добиваться вашей отставки. Вы не тот человек, который должен руководить Центром. И подниму всю историю, связанную с Тахилом.

— О… — она расхохоталась, — вы несколько опоздали, моя мстительная мисс. Центр расформировывают.

— Расформировывают?

— За ненадобностью.

Я, действительно, была удивлена:

— Почему?

Она фыркнула, как кошка:

— Неужели вы впрямь думаете, что кому-то в Большом Каварине нужны отбросы Муравейников? Непозволительная наивность, моя дорогая мисс. Назначение получали единицы. Это, скорее, исключение.

Сейчас эти слова звучали иначе. Теперь меня не задевало. Да и сама миссис Клаверти растеряла весь свой лоск. За безупречной оберткой я видела теперь желчную старуху. Как я не замечала этого прежде?

— Но, у вас, все же, получилось.

Амалия рассмеялась, сверкнув идеальными зубами. Вновь затянулась и выпустила тонкую упругую струю сизого дыма. Посмотрела на меня и приподняла уголки безупречно прокрашенных губ:

— Это лишь красивая сказка, моя дорогая мисс. Для дур вроде вас, которые мечтают о красивой жизни. Моя мать когда-то занимала не самый последний пост в ведомстве по делам энергетики. Но легенда о чудесном восхождении из низов… Ведь это так трогательно.

Я ничего не ответила. Просто смотрела, не отводя взгляд.

— Признайтесь, Мелисса… — она помедлила, на лице отразилось деланное замешательство, — … кажется, Вероника? Признайтесь, Вероника, вы ведь даже не задумывались, почему Центр так охотно принимает девушек из трущоб, даже не интересуясь их прошлым.

Я опустила голову — ответ напрашивался сам собой:

— Потому что их никто не станет искать.

Амалия прикрыла глаза и едва заметно кивнула, одобряя. Совсем как на экзамене.

— Прекрасно, мисс. А если бы вы были наблюдательнее, то заметили бы, что все до одной девушки белокожие и светлоглазые. Желанная экзотика для чумазых варваров.