Любовница Каменных Драконов

– Я люблю их и изломанными, - пропищала Цуу.
– Ведь я помню, каковы они были целыми…

– Ты хорошенько меня запомнила?
– произнес Рэй, сверкнув золотым взглядом.
– Ты хорошо рассмотрела свою новую птицу?

– Не нужно все усложнять, господин Рэй, - тихо произнесла Цуу.
– Я не хочу вас ломать. Я спрашивала у Мэл - она сказала, что вы ласковый и нежный. Я таким вас хочу… запомнить.

Слова о Мэл больно резанули душу.

Так глупо попасться в ловушку! Да еще и оттолкнуть ту, с которой начал оттаивать, ту, которую готов был полюбить…

А теперь она наверху.

Алан отдаст ей дочь, и Мэл никогда не вернется сюда, где натерпелась столько ужасов. И где ее незаслуженно обвинили… он обвинил. Оскорбил.

Он вспомнил, как отважно Мэл отбивалась голубыми перьями от Нага, защищая Алана - их, драконов, защищая маленькими птичьими перышками от самого страшного зла, от рабства!
– и на сердце его стало тепло. Маленькая голубая птица счастья, я сам ее выпустил из рук…

– Нет, Цуу, - Рэй медленно качнул головой.
– Нет. Я - дракон. Я не ласковый и не нежный. Тебя обманули. Мэл ошиблась; таким я был только с ней. И ни с кем больше. А теперь, Цуу, пришло наше с тобой время умереть. Я сотру навсегда даже память о Птице-ло-вах, - ошейник придушил его, но Рэй упрямо произнес это слово, хоть и по слогам, - из истории нашей страны.

– Не получится, - заметила Цуу спокойно.
– Если вы надумаете меня убить, ошейник убьет вас первым. Я твой хозяин, дракон. Покорись мне. И жизнь твоя почти не изменится.

– Вместе, - посмеиваясь, ответил Рэй.
– Ты не расслышала этого волшебного слова «вместе», Цуу? Как верные возлюбленные.

Он ухватил свой ошейник, делающий его рабом Цуу, и прошептал какое-то заклятье, и магический поводок стал видимым и материальным. Кроме того - он стал весьма кротким, длинной всего в несколько шагов, разделяющих дракона и Птицелова.

И еще он стал жестким. Обвивая запястье Цуу, поводок слово сросся, стал единым целым с ее рукой. Напрасно она с визгом и воплями старалась оторвать от кожи его петли. Он прирос намертво, и Рэй издевательски хохотал, глядя на ее попытки освободиться. Цуу в истерике расцарапала в кровь всю свою руку, но оторвать поводок вместе с кожей, с пальцами, перевитыми звеньями магической цепи, было выше ее сил.

– Полетаем напоследок, Птицелов?
– ухмыльнулся Рэй, раскрывая угольно-черные крылья и с наслаждением глядя, как в миндалевидных глазах сумасшедшего Птицелова разгорается настоящий ужас.
– Ты будешь умолять меня о пощаде… хозяин.

– Нет!
– только и успела выкрикнуть Цуу.

Трансформация в дракона была мгновенной.

Еще человек бежал к балконной балюстраде, еще человек падал вниз, раскинув руки - и уже черное чудовище рвануло вверх, в дождливую ночь, увлекая за собой орущую Цуу, болтающуюся на цепи.

Драконы любят летать так же, как птицы.

Подниматься высоко-высоко, к огромной луне, туда, где воздух холоден и редок. Там надышаться сложно; особенно тому, кого душат, ломают чешую впивающейся в шею удавкой. Но драконы умеют надолго задерживать дыхание.

Цуу, промокшая до нитки под ночным дождем, над облаками заледенела от холодного ветра, бьющего ей в лицо. Она орала и плакала, и ее удавка все сильнее впивалась в шею Рэя, но того, кажется, было уже не остановить. Он упрямо поднимался все выше и выше, и Цуу поняла, зачем он это делает. Магический ошейник давил его шею все сильнее, дракон уже не так быстро взмахивал крыльями. Теряя сознание от удушья, он летел вверх до последней капли сознания, а когда и она погасла в его разуме, крылья его сложились, и дракон штопором упал вниз, увлекая вслед за собой незадачливого Птицелова, поймавшего не ту птицу.

Глава 22

В Верхнем мире гремела гроза, такая сильная, что когда Мэлани вышла из лифта, ей показалось, что она очутилась в самом ее эпицентре. Гром грохотал над крышей, тонны воды обрушивались на Башню, которая стойко выдерживала напор непогоды.

Оглядевшись, Мэлани поняла, что шахта лифта - это была самая сердцевина, металлический стержень, на котором держалась вся Башня. И лифт ее вывез в ее мир, в пентхаус Алана Стоуна, в его дорогие апартаменты.

За панорамным окном, опоясывающим по периметру все апартаменты, лил дождь и молнии выбеливали своими ослепительными вспышками небо.

А прямо перед ней, испуганной и раненной, за столом, в этих белых вспышках, куря сигары, сидел Алан. Спокойный, чуть уставший. Но Мэл показалось, что он грозен, как Зевс, повелитель молний.

Увидев Мэл, Алан ничуть не удивился. Не двинулся, не встал к ней навстречу. Он рассматривал ее как нечто незнакомое, далекое. Чужое.

– Зачем ты здесь?
– произнес он, выпуская сигару из губ. Он был все так же спокоен, не выдал себя ни голосом, ни единым лишним движением. Только глаза его в грозовой полутьме загорелись раскаленным золотом.
– Я же оставил вас. Я оставил вам двоим целый мир. Ушел. Чего же вам еще?..

Его голос прозвучал насмешливо и горько, и Мэл обхватила себя за плечи, словно от этого голоса ей стало неуютно и зябко.

– Алан, - позвала она, стараясь, чтоб ее услышал тот Алан, который похитил ее у ее мужа и принес в свой дом.
– Нам не нужен мир без тебя. И не будет никакого мира и «нас», если ты не поможешь.

– Не достаточно ли я помогал?
– усмехнулся Алан, небрежно окунув кончик сигары в бокал с коньяком.
– Рэй уже достаточно взрослый; такой же взрослый, как я сам. Ему надо научиться обходиться без няньки в моем лице.

Мэл тряхнула золотыми волосами, крепко зажмурила глаза и шагнула вперед, чуть смеясь.

– Ах, Алан, - произнесла она. В ее голосе звучала неизъяснимая нежность, такая глубокая, что Алан не вынес - подался вперед всем телом к ней, к такой влекущей, к такой манящей!
– Прости меня. Прости за мою глупую слепоту. И Рэя прости; он не виноват вообще. Он хотел всего лишь быть самым слабым звеном, по которому придётся удар от врагов. И он принял этот удар, Алан! Сейчас тот, кто свел с ума вашего отца, добрался до Рэя и убивает его. Рэй спас меня, а сам остался там. Ты же любишь его, Алан!
– мужчина не вынес ее слов, подскочил, но Мэл не оставила свою пытку.
– Ты любишь его так же, как самого себя, нет - больше самого себя. Разве ты не поможешь ему победить вашего общего врага?..

– Чтобы он снова обошел меня, - хрипло произнес Алан, повернувшись к Мэлани спиной, чтобы она не видела, как ревность пополам с любовью к брату борются в нем.
– Чтобы он снова стал для тебя всем, а мне - снова уйти в тень?!

Мэл снова отрицательно качнула головой.

– Нет, Алан, - ответила она нежно, - нет!

Она обошла его, заглянула в его глаза, взяла его лицо в ладони. Глядя, как он борется сам с собой, страдает и надеется, Мэл улыбнулась, пальцами невесомо коснулась его упрямо сжатых губ, которые так хотелось поцеловать.