Любовница Леонарда
Шрифт:
Уходя домой, Архелия задала последний вопрос:
— И когда меня посвятят в колдуньи?
— О том мне сообщат, — ответила бабка. — Но, думаю, еще не так скоро. Ты пока не готова, не свыклась с мыслью о своем предназначении. Тебе нужно поучаствовать хотя бы в нескольких обрядах, которые я буду проводить, научиться не бояться духов и тех вещей, с которыми придется работать всю жизнь… Кстати, завтра вечером приходи. Я как раз задумала одно дело…
— Небось, опять порча! — со вздохом предположила Архелия.
— Как раз наоборот! — ухмыльнулась
Вернувшись домой, девушка с трудом управилась по хозяйству и завалилась в постель. Проспала, как убитая, до самого вечера. Может быть, спала бы и дольше, но ее разбудил телефонный звонок — бабушка Настасья решила поинтересоваться, как живет ее внучка.
Архелия на скорую руку подоила Березку, покормила свою живность и, освежив тело под душем, побежала к Евдошке.
— Что-то ты припозднилась! — укорила та, открыв дверь. — Вот-вот появится моя просительница. Она не должна тебя видеть, а то, поди, разболтает всем, что мы вместе занимаемся магией. Иди в спаленку, но дверь плотно не закрывай и за всем происходящим наблюдай в щелку. Свет не включай! И я сейчас выключу свет, зажгу лампаду и парочку свечек, чтобы эта дуреха ничего не заметила.
Девушка, не раздеваясь, юркнула в спаленку и притаилась за дверью.
Женщина в темном кожаном пальто переступила порог Евдошкиной хаты буквально через пять минут.
— Добрый вечер, бабушка! — поздоровалась тихим и робким голосом.
— Проходи, проходи, милая! — приветливо встретила гостью старушка. — Садись да толком поведай, что тебе нужно.
Та наклонилась, расстегнула молнии на своих сапожках, сняла их и, аккуратно поставив в уголок, прошла в глубину светелки, присела на краешек топчана.
Только теперь Архелия толком разглядела женщину и, узнав в ней учительницу математики Зою Дмитриевну, несказанно удивилась — зачем она сюда явилась, какие у нее могут быть проблемы? Работа есть, муж — очень приятный человек, работает заместителем директора агрофирмы в соседнем селе, живут вроде хорошо, материально не бедствуют…
— Я уже рассказывала вам, бабушка, что не испытываю никакого удовольствия от близости с мужем, — опустив голову, покрытую темной косынкой, начала Зоя Дмитриевна. — Она мне очень неприятна, даже противна. А так ведь не должно быть, правда?
— И давно тебе опротивело это дело? — спросила Евдошка, стоя перед гостей со скрещенными на груди руками.
— Да года полтора уже…
— Поди, не любишь мужа?
— Что вы! — возразила посетительница, подняв голову. — Люблю! Но как дело доходит до постели… Понимаете?
— Чего ж не понять-то! — вздохнула бабка. — Сколько тебе годков?
— Тридцать семь…
— Ой, да ты совсем молодка! — Евдошка достала сигарету и, прикурив ее от толстой парафиновой свечки, стоявшей на столе в баночке с кукурузой, сладко затянулась. — А как у тебя с другими мужчинами? Пробовала?
Зоя Дмитриевна сникла, помолчала и, собравшись
с духом, призналась:— Пробовала… Два раза…
— И что за мужчина? Кто он? — старушка внимательно наблюдала за гостей.
Та поерзала на месте и совсем тихо ответила:
— Семен Иванович, завуч наш… Он меня уговорил как-то перед осенними каникулами… Вы же знаете, какой он настырный…
— Да ты, милая, не стесняйся! — приободрила Евдошка. — Все, что ты мне скажешь, тут и останется, за дверь не вылетит. Ты мне вот что растолкуй: тебе понравилось с этим Иванычем, ты испытала удовольствие? Только смотри, правду говори!
Зоя Дмитриевна чуть качнула головой:
— Нет… Скорее, нет…
— А к врачам не обращалась? — бабка стряхнула пепел в баночку со свечкой.
— Обращалась… Специально ездила в Полтаву…
— И что?
— Понавыписывали разных таблеток и уколов, — посетительница сидела, как в воду опущенная, — плечи сникшие, голова свисает на грудь. — Говорили что-то о гормональном дисбалансе…
— Лекарства не помогли?
— Нисколько…
— Понятно! — вздохнула старушка. И, деловито поплевав на окурок, бросила его под печку, на кучу дров. — А я тебе помогу! Есть у меня средства. Будешь сама за мужем бегать! — и, хихикая, прибавила: — А может, и за этим Иванычем.
— Поможете? — неуверенно спросила Зоя Дмитриевна.
— Не сомневайся! Сейчас сделаю что надо, и у тебя сразу зачешется между ног.
На минуту Евдошка вышла в сени и вернулась оттуда с двумя свертками.
— Раздевайся-ка, милая, догола! — приказала посетительнице. — Мне нужно тебя как следует окропить. А потом произнесу нужные слова. А напоследок дам водицу заговоренную. Дома подмойся ею. Да, смотри, не купайся трое суток. Слышишь меня, трое суток! И бельишко не меняй! Так надо.
— Ясно, я поняла… — Зоя Дмитриевна поднялась и, помешкав, стала снимать с себя темно-зеленое шерстяное платье.
Архелия наблюдала за всем этим в щелку, прислонившись головой к дверному косяку, и весело улыбалась.
Бабка, между тем, развернула один из свертков и положила его содержимое на краешек стола — это были какие-то черные скрученные коренья. Затем принялась за второй сверток. В нем оказался комок рыжих волос.
— Ты готова? — Евдошка взглянула на голое, уже изрядно погрузневшее, тело Зои Дмитриевны и указала рукой на топчан: — Ложись на спину!
Женщина покорно легла.
Старушка взяла ножик и принялась быстро строгать один из кореньев. Стружку бросила в пустую пол-литровую баночку. Потом настрогала коры со второго корешка и отправила ее туда же. Постояв, набрала из ведра черпак воды, поднесла к губам и стала что-то шептать. Шептала довольно долго. Затем вылила воду в ту же банку и взяла в руки спутавшийся комок волос.
Гостья лежала на топчане, с вытянутыми вдоль туловища руками. Ее полные ноги были плотно сжаты, в паху виднелся темный курчавый холмик. Архелии показалось, что он немного вздрагивает.