Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве (Карусель памяти)

Ангелочек. Разве не так называли в детстве Ванессу с ее золотистыми локонами и сияющей белозубой улыбкой? Это прозвище дала ей когда-то Мелли.

– О чем вы думаете? – спросил спустя пару минут Рэнди.

– О Ванессе. Не знаю даже, почему. Должно быть, вы что-то такое сказали…

– Что именно?

– Не знаю, – покачала головой Клэр. – Видимо, меня зацепило слово «ангелочек». Моя мать называла ее так. У Ванессы были чудесные золотистые локоны – такие легкие и блестящие, – неожиданно для себя она ощутила странное раздражение. – Не хочу я об этом вспоминать, – добавила она.

– Почему же?

– Да не о чем там вспоминать.

– Вы слишком много спорите, – с улыбкой глянул на нее Рэнди. – Вы сами напоминаете мне сейчас десятилетнюю девчонку.

– Как раз столько мне тогда и было, – чуть помедлив, сказала Клэр. – В то лето, когда Ванесса уехала от нас, – шажок за шажком приближалась она к чему-то важному для себя. – Я знаю, сколько мне тогда было лет, вот только ничего не помню из того времени.

– Ладно, – промолвил Рэнди. – Вам было десять. Что вы припоминаете, когда думаете про свои десять лет?

Клэр пожала плечами, не в силах выделить этот конкретный год.

– Ничего, – призналась она.

– В каком классе вы тогда учились?

– В пятом, я думаю.

– Как звали вашу учительницу?

– Ну… – Клэр напрягла память, но безуспешно. – Я вообще не помню своих учителей из начальной школы.

– Сколько лет было в то время Ванессе?

– Восемь.

– А почему отец забрал с собой ее, а не вас?

Клэр вновь пожала плечами. Ей не хотелось думать об этом.

– Похоже, вы ей слегка завидовали? Вроде того, как я завидовал Чарльзу и Марго. Ванесса была хорошенькой, с такими чудесными золотистыми волосами.

– Я не завидовала ей.

Может, и завидовала, только забыла.

– Возможно, вы даже были рады, что она уехала?

– Нет.

– Разумеется, нет, Рэнди, – передразнил ее Рэнди. – Чтобы в моей голове да появились такие плохие мысли?

– Ладно, может, я и завидовала ей слегка, – признала Клэр. – Но это совершенно нормально для ребенка. Как и для вас было нормально ревновать к брату и сестре. Я мало что помню из того времени. Знаю только, что отец по какой-то причине забрал Ванессу и увез с собой в Вашингтон. Больше я их не видела.

– Позволь называть тебя милой, – запел Рэнди. – Я…

– Прекратите! – Клэр почувствовала, как запылало лицо.

– Простите, – он мгновенно посерьезнел. – Извините, ради Бога, – он сжал ее ладонь.

– Мелли сказала, что я увижусь с отцом и Ванессой очень скоро, – тихонько произнесла Клэр. – Сколько бы я ни спрашивала ее об этом, она всегда повторяла: «Очень скоро, дорогая. Уже очень скоро».

– Ваша мать была лгуньей.

– В каком-то смысле, да. Но она лгала ради моего блага. Хотела защитить меня от болезненной реальности.

– Единственное, что способно защитить от боли, – это истина. Нужно понять, чтобы раз и навсегда распроститься с ситуацией. А тайны и полуистины живут вечно.

Но Клэр его уже не слушала. Развернув часы к свету, она пыталась разобрать, сколько сейчас времени. Как всегда, она засиделась с ним слишком долго.

– Мне пора домой, – промолвила она.

Они молча надели пальто и зашагали к выходу. В фойе Рэнди выключил свет и обогреватель, и они с Клэр остались в полной темноте.

– Что ж, – сказал он, обнимая ее на прощание, – вечерок удался на славу. Давно я не танцевал с таким удовольствием. Но последний час вымотал из меня душу.

– Да, – она обняла его в ответ, постаравшись вложить в это объятие всю свою теплоту и признательность. Она давно уже не испытывала ни к кому такой близости, даже к Джону. Но когда Рэнди наклонил голову, чтобы поцеловать ее, Клэр быстро отвернулась: было в этом что-то неправильное и нечестное.

– Прости, – шепнул он ей на ухо. – Я снова утратил чувство реальности. Считай это признательностью за то, что ты для меня уже сделала.

Клэр отстранилась, чувствуя странную дрожь во всем теле.

– У тебя такой необычный брак, – сказал Рэнди через пару секунд. – И мне бы не хотелось испытывать терпение Джона, сближаясь с тобой все больше и больше. Даже не знаю, что бы я чувствовал, если бы моя жена отправилась на танцы с другим мужчиной, какими бы платоническими ни были их отношения.

Клэр тоже помедлила пару мгновений.

– Джон не знает, где я, – сказала она. – Я сказала ему, что иду в кино.

Рэнди, направившийся было к выходу, замер и оглянулся.

– Со мной? – спросил он.

– Нет. Я сказала, что собираюсь провести вечер с подругой.

Стоило этому признанию во лжи сорваться с губ, и ей стало не по себе. Надо было сказать Джону правду. Так она и сделает – сразу, как только вернется домой.

– Зачем ты солгала ему? – спросил Рэнди.

– Не хотела его расстраивать.

Он со вздохом покачал головой.

– Ты – истинная дочь своей матери, – сказал он, открывая перед Клэр дверь.

– Что ты имеешь в виду? – Клэр шагнула на улицу, тут же ощутив вечернюю прохладу.

– Я не желаю быть частью лжи, Клэр.

– Я тоже, – сказала она. – Это было ошибкой. Я не подумала о том, что делаю.

Достав из кармана трубку, Рэнди постучал ею по ладони.

– Прогуляюсь-ка я до дома пешком, – промолвил он.

– Ты уверен?

– Да. Хочу немного освежиться. – Он зажег трубку, и в воздухе заструился ароматный дымок. – Спокойной ночи, Клэр, – сказал Рэнди, легонько касаясь ее руки.

Она долго смотрела ему вслед, не делая ни малейшей попытки сесть в машину. Ей не хотелось ехать домой и видеться с Джоном, как не хотелось ощущать на душе груз собственной лжи. Нет, она ничего не скажет мужу. Признание облегчит ей совесть, но ранит его чувства. Вдобавок она не сомневалась, что ради встречи с Рэнди солгала бы еще и еще раз.

22

Вьенна

Звонок от Амелии раздался в девять часов – как раз в тот момент, когда Джон появился на пороге кухни. Амелия хотела поговорить с Клэр.

– Разве она не с тобой? – спросил Джон, мысленно прокрутив послание, которое Клэр скинула ему на голосовую почту. – Она сказала, что вы собираетесь сегодня в кино.

– Ты серьезно? Уверен, что она сказала «с Амелией»?

– Абсолютно. Может, она имела в виду поздний сеанс?