Любовники в заснеженном саду (Том 2)
Шрифт:
– Подожди... Письмо и вправду было на испанском. Но я его перевела. Со словарем...
– Ну? И где же этот исторический перевод?
– У меня...
– Хочешь мне его показать, что ли?.. Мне как-то без разницы... Но если хочешь, валяй...
Я с трудом удерживаюсь, чтобы не попросить Динку закрыть глаза. Ведь перевод спрятан в бестиарии, и для того, чтобы его достать, нужно залезть под кушетку и вытащить "De bestiis et aliis rebus". А мне бы не хотелось, чтобы Динка видела фолиант, я очень ревниво отношусь к этому... очень ревниво... Наконец я выбираю
– Ты что это там делаешь?– удивляется Динка.
– Сейчас, сейчас...
Я знаю каждую страницу на ощупь, я могу пройтись по бестиарию с закрытыми глазами, я никогда не ошибусь, никогда... Я знаю, как увернуться от пантеры и как приструнить единорога, как обвести вокруг пальца мантикору, не очень приятное существо, нужно сказать: с головой человека, телом льва и хвостом скорпиона... А зубы в три ряда, а глаза, налитые кровью... Зрелище не для слабонервных, семейный портрет отцов-основателей "Таис", если уж быть совсем честной...
Наконец я нахожу листок, как водится, в "Сциталисе" - и вытягиваю его наружу. Он пахнет благородным 1287 годом... Черт...
– Вот.
– Что это?
– Мой перевод письма.
Динка больше не слушает меня, она углубляется в изучение, она шевелит губами, рассматривает письмо - долго, слишком долго. Очевидно, прочтя до конца, она снова вернулась в начало. Или во всем виноват мой почерк? Мой перетрусивший почерк?
– Что это за срань?– наконец не выдерживает она.– Ты с ума сошла?
– Я? Я думаю, это он. Ленчик.
Если честно, я совсем не уверена, что Ленчик сумасшедший, хотя покойная Виксан иначе, чем сумасшедшим, его не называла. Я совсем не уверена, что Ленчик сумасшедший, напротив, я считаю, что его посетила совершенно гениальная идея.
Самая гениальная за последние два года. За исключением раскрутки "Таис". Но "Таис" - она переживет, тут и к гадалке ходить не надо...
– Черт...
Динка все еще не может оторваться от текста.
– Хочешь сказать, что это правда?
– Я просто перевела... Просто перевела. Вот и все...
– Чушь. Ты не знаешь испанского... Ты не могла перевести... Ты меня накалываешь... Разводишь, как малолетку... Дрянь. Сучка!
Этого и следовало ожидать: Динка дает мне звонкую пощечину... Звонкую пощечину, после которой почему-то сладко ноет щека и сладко ноет сердце. Что-то новенькое... Почему, почему мои губы так не ныли от губ Пабло-Иманола? Почему?..
– Я перевела...
– И ты хочешь, чтобы я в это поверила?
– Я не знаю... Я просто хотела тебе показать...
– Показала... Что дальше?
Действительно, что дальше? Но я это сделала, я показала... Теперь не у одной меня будет болеть голова. Так что мы квиты, Диночка.
– А где оригинал?– закусив губу, спрашивает Динка.
– Я же говорю... Я его грохнула... Письмо.
– Ага... Грохнула, а текст запомнила слово в слово. Не парь мне мозги!..
– Я переписала.
На листке...– Давай листок.
С замусоленным обрывком счета дело обстоит проще: он всегда со мной, в заднем кармане джинсов, слегка потершийся на сгибах от моих бесконечных раздумий.
Динка кладет оба листка перед собой и принимается сверять их содержание.
– Ну?– Я не могу сдержать нетерпения.
– Вроде все верно... Блин... Что это такое? Объясни мне, что это такое... Объясни!
Конечно же, она имеет в виду текст. Текст, который я изучила вдоль и поперек, почти так же хорошо, как и бестиарий, даже намного лучше. Текст, в понимании которого я продвинулась гораздо .дальше, чем Динка. Это только на первый взгляд он кажется чудовищным. Но в нем заложен достаточно глубокий смысл. И шикарный ход. И удивительная по красоте подсказка.
Нужно только принять ее и свыкнуться с ней.
А Ленчик и вправду гениален...
"Ангел, дорогой мой!
Куда ты пропал, я не могу с тобой связаться. Надеюсь, все в порядке. Сегодня я ее закончил, поставил последнюю точку. Это не убийство, это всего лишь самоубийство двух сумасшедших, никто ничего не заподозрит. Главное доза. Не мне тебя учить. Хотя с Р. придется повозиться. Предсмертную записку я привезу. Убийца - они сами. Перезвоню тебе на Риера Альта, не позднее 12, сообщу рейс. Л."
– Ну, и что это такое?– Динка впивается в меня глазами.– Что это такое?..
– Ты хочешь, чтобы я объяснила?
– Нет, хочу, чтобы ты мне тут слабала краковяк, мать твою!..
– Объяснить?
Объяснение есть, совершенно невероятное, бессмысленное, чудовищное. Я еще не произносила его вслух и не знаю, как оно будет выглядеть, когда я наконец произнесу его. Но если произнесу...
Пути назад не будет.
– Ангел - это Ангел, - потухшим голосом начинаю я.
– Не держи меня за дуру!.. Динка не смотрит мне в глаза. Она вертит в руках оба листка, разглаживает их, цепляется пальцами за их края, как цепляются за край пропасти. Мне даже начинает казаться, что она не слышит меня. Не хочет слышать.
– Ангел - это Ангел...– упрямо повторяю я.– Его дорогой... Твой дорогой... Пабло-Иманол Нуньес.
– Пошла ты...
– Ты будешь слушать или нет?
– Я слушаю.– Динка берет себя в руки и даже стягивает с меня старый плед и накрывает им колени.
Что ж, она права. Такие вещи лучше слушать одетым. А если не одетым - то, во всяком случае, не голым, как в морге... Попасть в - морг мы еще успеем...
– "Сегодня я ее закончил, поставил последнюю точку..." Ты знаешь, что это?
– Что?
– Помнишь, Ленчик говорил нам о книге? О том, что "Таис" нужна книга? Скандальная книга... Она подогреет интерес, она вернет нам...
– Ничто!– орет на меня Динка. Нервы у нее и вправду стали ни к черту. Ничто не вернет к нам интерес, даже если бы Ленчик написал целое собрание сочинений! Даже если бы его фамилия была Лев Толстой - ничто не вернет к нам интерес!!!