Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Любовники в заснеженном саду (Том 2)

Платова Виктория

Шрифт:

– Да, конечно...

Они принялись собирать чертовы линзы, проклятые линзы, благословенные линзы... И в какой-то момент их руки соприкоснулись.

И так и замерли.

– Что?
– ласково спросила Джанго, приблизив к Никите ослепительно белое лицо, ослепительно черные волосы и ослепительно золотистые глаза.

Никита молчал.

Он почти ничего не чувствовал. Вернее, чувствовал только одно: его сердце, до сегодняшнего дня такое маленькое, такое ссохшееся от неизбывного горя, от неизбывной тоски по Никите-младшему... Такое несчастное, такое неприкаянное... его сердце вдруг

увлажнилось, набухло, как набухает инжирина в стакане воды... И пустило корни. И зашелестело кроной.

Никита не знал даже, что это было за дерево, что за кустарник, что за подлесок. Быть может, можжевельник, растущий вокруг дома Джанго... Быть может - папоротник, который он посадил на могиле Никиты-младшего... Быть может жимолость, совсем как на старой пластинке отца - "Honeysuckle rose"<"Королева жимолости", (англ.)>...

– Что?
– переспросила Джанго.

Никита молчал.

И тогда она поцеловала его. Легко упав на колени среди рассыпавшихся контактных линз ее саксофонного guy<Парня, (англ.)>.

Поцеловала.

Но вначале она приблизила к нему губы: как в замедленной съемке, как в его любимом, нежнейшем черно-белом кино. Губы Джанго некоторое время присматривались к его губам, изучали их, слегка подрагивали и сохли прямо на глазах, и покрывались едва заметной золотистой корочкой - под цвет глаз...

И когда терпеть уже стало невмоготу, когда жажда стала невыносимой - она поцеловала его.

Поцеловала.

Никита так никогда и не узнал, сколько же длился этот поцелуй. Наверное, долго. Он ничего не помнил, обо всем забыл, обо всем, кроме губ девушки, прибоем ударивших в его собственные губы. Прилив - отлив.

Прилив - отлив.

А когда волна отступила и сознание начало медленно возвращаться к нему вернулись неуверенность и робость. Черт возьми, она поцеловала его... Джанго поцеловала его всего лишь в каких-нибудь жалких пятнадцати метрах от своего парня (мужа? любовника?). А то и того меньше...

И Никита отстранился.

Что-то не так?
– спросила Джанго, не открывая глаз.

– Нет... Но ваш... твой парень...

– А что - мой парень?

– Твой парень... Ты ведь его любишь?

– Разве я говорила тебе об этом?

– Говорила...

– Я...
– и она рассмеялась с крепко сжатыми ресницами.
– Я просто сказала, что люблю человека, который любит джаз... Ты ведь любишь джаз?

– Я?
– Никита даже растерялся от такого по-детски простого объяснения, снимающего с Джанго все обязательства.
– В общем... Да... разбираюсь...

– Значит, разбираешься... Хорошо... Классический джаз горяч, мейнстрим теплый... А то, что иногда случается с джазом сейчас... Наверное, прохладно... Cool.
– Ее руки уже скользили по рубашке Никиты, осторожно расстегивали пуговицы.
– Что ты выбираешь?

Ее руки и были прохладными, и Никита сказал, следуя ее рукам:

– Cool... Cool...

– Я так и знала... Я не могла ошибиться...

И она снова нашла губы Никиты, а потом... Потом торжественно-прохладно ввела войска и овладела крепостью его тела... Впервые за долгое время Никита позабыл обо всем: об Инге, о Корабельникоffе, о Мариночке и о своей жизни тоже. И о том, что эту жизнь медленно разрушало.

Он

слишком давно не был с женщиной, слишком давно. И поэтому любовь его была осторожной, нежной, действительно прохладной.

Cool.

Зато страсти Джанго хватило бы на двоих, на десятерых. Он смяла Никиту, снесла, приковала к себе, чтобы никогда больше не выпустить на волю. Ему не вырваться, не вырваться, он влип, мертво влип в эту странную девушку, которую наверняка придется делить и с Даней, и с Даниным саксофоном, и с целым Big Band Jazz, и с бойцовыми псами, с чертом, с дьяволом... С ее тайнами, а тайны были, Никита ни секунды в этом не сомневался. Вот только хватит ли у него сил, хватит ли мужества узнать о них?..

Хорошо, что пол деревянный и теплый, а не каменный, не кафельный, не холодный. Хотя... Совершенно все равно, где любить ее: на простынях с розовыми лепестками, на заднем сиденье машины, в песке у кромки моря или здесь, на полу, на сваленных в кучу махровых халатах, один из которых уж точно принадлежит Дане...

Совершенно все равно, где любить... Только бы любить...

Джанго наконец оторвалась от него, опустошенного любовью до предела. И положила голову ему на грудь. И только сейчас он почувствовал странное покалывание кожи. В одной точке, как раз там, где расходились ребра. Неужели это сердце, упавшее в живот, так и не захотело подняться? Но покалывание было довольно ощутимым, и спустя секунду он понял, что это.

Кольцо.

Кольцо на цепочке, которую Джанго так и не сняла.

В голове Никиты еще плавал туман, но ему хватило сил подтянуть Джанго повыше, и, поцеловав ее во влажную от любви макушку, аккуратно вытащить кольцо. И самым непринужденным тоном спросить:

– Что это?

– Тебе мешает?
– Джанго оперлась локтями на предплечье Никиты и заглянула ему в глаза.

– Нет... То есть - чуть-чуть. Кольнуло.

– Извини.

– Ничего... Странное кольцо...

– Ты думаешь?

А что тут было думать? Теперь Никита получил возможность рассмотреть его поближе и даже аккуратно взять в руку. Если у него еще и оставались сомнения, то теперь они исчезли: вытертое серебришко, камень, никакой ценности не представляющий, - это была вещь Мариночки. Только она могла носить такую откровенную туфту в комплекте с мужниной платиной. Да еще с таким непередаваемым изяществом. Она - да еще Джанго.

– А почему странное?

– Не знаю... Выглядит не очень...

Кольцо и вправду ютилось на затейливой витой цепочке с видом бедного родственника. Оно вступало в категорическое противоречие со свеженьким, холеным серебром. Так что вопрос Никиты был вполне уместным. Во всяком случае, легко объяснимым.

– Не очень, ты полагаешь?
– Никакой обиды, никакой угрозы в ее словах не было, разве что губы стали чуть жестче, а скулы - чуть суше.

– А, в общем... Это, наверное, дорого как память... Я прав?

– Прав... Ты прав... Это кольцо из прошлого, - сказала она, хотя вопрос Никиты вовсе не требовал никакого ответа.

– Когда-нибудь ты мне расскажешь?

– Когда-нибудь? Когда-нибудь - расскажу.
– Джанго улыбнулась такой недвусмысленной улыбкой, что Никита сразу же понял: не расскажет никогда.

Поделиться с друзьями: