Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
прозрачнее, ночью - басовитей. Гудение их еще не всюду привычно и потому
веселит особенно: оно - как новая и очень звонкая мелодия в давней песне
осени.
Люди ночами, при свете фонарей, и на своих гумнах и около молотилок
выглядят необычными. На стрехи, на скирды, на поля фонари отбрасывают
огромные тени; от теней этих людские руки с цепами, с вилами - будто руки
великанов, сами люди кажутся великанами. Может быть, они и есть великаны:
из ночи в ночь, до рассвета бьют цепы, гомонят
щадя сил, до изнеможения. Теперь самое главное - хлеб. Хлеб нужен им,
нужен городам, нужен армии; в хлебе - жизнь народа, могущество страны,
которая строит пятилетку. Хлеба этот район даст не много - только
несколько капелек в хлебное море, но и они - не лишние. Страна живет не
легко, не роскошно - каждая капля на учете.
Первыми в округе были красные обозы из их Юровичского района. Один обоз
повел в Калинковичи, на станцию, новый секретарь райкома Башлыков, с
другим в неблизкую дорогу, в Хвойники, отправился Апейка. Апейка вел обоз
из сел, расположенных ближе к Хвойникам.4 Собирались на шляху; возы шли к
шляху по греблям, по мостам, по полевым дорогам; с окованных ободьев
стекала то рыжая торфяная, то белая, как мука, дорожная пыль. По шляху
двинулись вместе: возы с мешками зерна ползли по песчаным колеям, меж
старых и шумных берез, через села и мимо сел, мимо хат, поодаль от
ветряков, что не спеша поворачивали крыльями. Ехали под марши и полечки
куреневского гармониста Алеши, под песни возчиков, среди которых особенно
усердствовал Миканор; когда же гармонисты и возчики смолкали - под долгий
задумчивый гомон телефонных про"
водов. Только флаг на переднем возу все время огнисто ходил под
ласковым теплым ветром.
С полечками да кадрилями прогремели колесами по мостовой главной улицы
местечка, вдоль болот, выбрались в строгий, хвойник далекой станции.
Запыленные, усталые, с обессиленными конями, но говорливые, голосистые...
Про эти обозы писали потом в газетах. Это было событием не только для
района, но и для округа и, можно сказать, для республики. Башлыков
чувствовал себя тогда героем: обозы эти как бы прогремели о том, какой
руководитель, какого полета приехал в район. И надо сказать, что для
обозов этих он немало потрудился, так что начальный этот его триумф был
вполне заслуженным. Но, как и случалось не раз в прошлые годы, начав
первыми, завоевав шумную славу республиканского масштаба, всю эту славу
вскоре потеряли, позорно отстали - несмотря на все старания секретаря
райкома и к его большому огорчению. Апейка, конечно, также сожалел, что
заготовки затягиваются, но он относился к этому спокойнее: был и
характером более сдержан, и о славе не так беспокоился, и, главное,
принимал то, что случилось, как пока неизбежную
беду. Все же беда эта иего мучила: дороги резали, принуждали тратить впустую столько времени и
сил! Если б мог подсчитать кто-либо, сколько потеряно их за все годы;
сколько поломано одних телег, замордовано коней! Во всем районе ни одной
версты железной дороги, ни одной станции. Половина деревень направляется
на станцию в один соседний район, другая - в другой. И как ни выгадывай, и
в одну и в другую сторону меньше тридцати - сорока, а коекому и пятидесяти
километров не выходит. Здесь, как ни старайся, даже если обозы будут
скрипеть не только днем, а и ночью до утра, все равно не управишься Все
равно район отстанет..
В такие дни Апейка нетерпеливо думал о том близком и далеком времени,
когда и пo их лесным да полевым дорогам запылят автомашины Это было одно
из самых дорогих его желаний, с хорошими дорогами да машинами, был он
уверен, глухая сторона их очень скоро изменит свое обличие, станет краем
богатства и культуры Машины, считал он, скоро разгонят застоялую, дикую
тишину, радостно понесут в деревни добрые и щедрые дары городов Пока же,
не первый год, он недовольно посматривал на реку вдоль района более
полдесятка пристаней - почему бы не организовать хотя бы вывозку поставок
по реке, на баржах Уже не раз говорил, добивался в округе, в Мозыре;
оттуда писали, звонили в Минск, в Киев - в управление пароходства; ничего
не добились, - не было барж и буксиров.
Не успели вывезти и половины зерна - подоспела картошка. Все ринулись
на поле - копать, выбирать. По сторонам всех дорог, на всех полосках, -
уже не зеленых, рыжих - картофельная ботва сникла, посохла давно, -
озабоченные люди: и старики, и дети - все, кто может работать.
Выбирают картошку, сносят в кучи или в коши на возах.
Над полем, над дорогою - изо дня в день - ласковая солнечность. Дни
погожие, как на заказ. Чистые и очень тихие: голоса как бы звенят, но
тихо. Всюду плавает паутина бабьего лета. Паутиной оцеплены жесткие кусты
картофельной ботвы, трава при дороге; цепляется она за ноги, за крылья
таратайки. В конской гриве тоже паутина. И спокойная, мудрая грусть надо
всем. И пахнет дымом: там и тут на поле белые дымы - жгут сухую ботву.
Пекут картошку - радость малышам, и греются старшие: земля уже не летняя,
зябнут руки. Днем еще тепло, а ночи - волглые, отяжелелые, и утрами на
ботве, на траве - белые махры инея.
Ползут и ползут полем возы с лозовыми кошами. Возы с кошами в поле, на
дорогах, на пригуменьях. У гумен почти в каждом дворе насыпают бурты -
укрывают картошку от зимних холодов. Большие, длинные, что коровники,