Люди на болоте. Дыхание грозы

щебетунья Ниночка. Возвращаясь за полночь или под утро, он подходил к

черному окну, у которого, казалось, снаружи чувствовал теплоту их

постелей, теплоту их сна; прислонялся, невольно прислушиваясь к тишине в

доме, тихо, радостно стучался. Он слышал осторожный шорох, что сразу

отзывался на его стук: Вера просыпалась так быстро, словно и не спала;

мгновение видел или угадывал смутное очертание ее лица, приникавшего к

стеклу; нетерпеливо перелезал у -стены через забор, прыгал во двор. Слышал

с крыльца, как она открывает дверь в сени, как впотьмах идет через сени,

звякает задвижкой.

Тепло любимого человека, тепло родного дома - как чувствовал Апейка их

после холода, бесприютности дороги, после чужих деревянных диванов и

лавок, после натиска каждодневных забот. Вера льнула к нему, полная

молчаливой нежности, да и он чувствовал себя так, будто и не было их, тех

восьми лет под одной крышей. В комнате всегда наготове ждала лампа.

Впотьмах Вера шуршала спичками; к тому времени, когда Апейка привычно

нащупывал крючок и вешал пальто, мягкий желтоватый свет уже отодвигал

темноту. Тихая ласковая теплынь струилась в сердце, когда Апейка на

цыпочках ступал в неприкрытую дверь, останавливался у кроватей. Ниночка

лежала на материной; каждый раз, когда он глядел на нее, веки ее начинали

чутко дрожать; нередко она просыпалась, тогда отец шептал что-либо

успокаивающее, и она послушно закрывала глаза. Сын спал на отцовой

кровати, у другой стены, чаще носом в подушку, так что Апейке обычно были

видны только тонкая шея да непослушный вихор на макушке.

В начале осени он приезжал ежедневно и был в большой тревоге: дочь

горела в скарлатине - боялся за нее, боялся за сына, кровать которого

тогда переставили в столовую.

Теперь беда была уже позади: дочка выздоровела и, к счастью, Володьку

болезнь обошла. Тревога оставалась разве только как воспоминание о

недавнем, как не изжитая еще примесь к радости, от которой радость, может,

только чувствовалась острее Отойдя от детей, он садился за стол,

осматривался, будто желая без слов узнать, как тут жили, что делали

Володина сумка с букварем и тетрадкой на диване, подготовленная - под

материнским присмотром - на завтра в школу: сын начал трудовую жизнь, с

осени пошел в школу. Апейка еще не совсем привык к этой перемене, - вместе

с радостью, когда думает о мальчике, появляется часто сожаление: нелегко

малышу!.. Вон там, у порога, коньки - сын катался; отец явственно

представил себе, как он, розовощекий, счастливый, ввалился в комнату...

Коленки, бока в снегу: падал или дурачился... Ниночкины куклы на гнутом

кресле, лоскутки ткани - пеленала, качала куклу перед тем, должно быть,

как сама пошла спать. Платьице ее на спинке кресла:

Вера латала платьице. Новая аккуратная заплатка на Володином пальтишке,

что висит у двери, - на локте...

Они в такие минуты говорили мало. Вера не спрашивала ничего - в эти

поздние встречи больше жила заботами: вымок, видно, - дождь вон какой;

промерз - мороз вон трещит! .. Сними сапоги, надень сухие носки, перемени

белье!..

Носки и чистое белье всегда были наготове; проворно появлялись из

облезлого пузатого комода, послушные ее заботе, ее любви. Проходило

каких-нибудь несколько минут, Апейка был уже в сухом белье, в сухих,

теплых носках, с наслаждением умывался, садился снова за стол, на который

она собирала ужин. Собрав все, она садилась сама, тихая и молчаливая,

полная покоя встречи

Даже когда случалось что-нибудь важное, она обычно не говорила,

особенно если это было неприятное; такая уж была у нее, да и у него

привычка: ничто не должно было омрачать встречу, минуты радости, - всему

свое время Придет пора и заботе, теперь человеку, уставшему с дороги, надо

отдохнуть, пожить безоблачной радостью встречи. И радость жила. С нею он

за полночь, а то и на рассвете, ложился спать, с нею, усталый, непривычно

спокойный, чувствуя рядом жену, малышей, засыпал, - пловец, достигший

наконец желанного берега.

Когда он вставал утром, Веры не было. Не было и Ниночки и Володи:

Володя уходил с матерью в школу, Ниночка - в детский сад.

Сквозь сон Апейка слышал, как она ласковым шепотом успокаивала девочку

– чтоб не будила папку!
– как тихо и спокойно приказывала Володе; все это

сквозь сон проникало к нему и тут же исчезало: сон стирал все Просыпался

он или сам, или раньше времени будил посыльный из райисполкома с

каким-нибудь срочным делом Апейка, быстро умывшись, наскоро завтракал тем,

что Вера поставила на столе, и шел на улицу, в заботный день

Он часто думал о жене, жалея: нелегко ей, имея двоих, работать в школе

– пусть хоть и на полставки Он, конечно, понимал, почему она не хотела

бросать школу; он понимал:

школа была не только работой, а и потребностью, без которой жизнь была

бы беднее; здесь, он знал, была не только привычка десяти лет, здесь была

и любовь ее, которую ничто не заменит; Апейка и не настаивал, чтобы она

ушла из школы; ему нравилось, что она живет, как и прежде, не только домом

– активной общественной жизнью Настоящий общественный деятель! Кто-кто, а

Апейка знал, какая она учительница. И все же то, что она работала в школе,

и в школе и дома - работала за двоих, сверх меры, - он ощущал как

несправедливость, которую неизвестно было как исправить Апейка и наедине,

и с нею вдвоем не раз задумывался, что мбжно сделать, чтобы хоть немного

высвободить ее, однако ничего хорошего так и не придумал. Можно было бы

привезти отца и маты бабуся смотрела бы за детьми, - но старикам жаль было