Люди с платформы №5

— Представляю, как тяжело вам было. Вы же потеряли свою половину, — произнес Санджей.

Айона сердито посмотрела на него. Санджей понял: он сказал что-то очень глупое. Вот только что именно?

— Би не была и не является моей «половиной», — отрезала Айона.

— Конечно нет. Ни в коем случае, — растерянно пробормотал Санджей.

— И ни одна женщина в мире не является чьей-то «половиной». Мы все самодостаточные личности. Совершенно целостные и абсолютно уникальные. Но иногда, когда вы сводите вместе двух совершенно разных людей, возникает некая магия. Или алхимия. Би сравнивала меня с яйцами и сахаром, а себя — с мукой и маслом. И когда нас смешивали, мы представляли собой нечто большее, чем просто комбинацию составных частей. Мы становились вкусным кексом. В этом-то и вся проблема. Когда ты привыкла быть удивительным, безумно вкусным кексом, то потом невероятно трудно снова привыкать к тому, что ты всего лишь яйца и сахар.

Санджей не знал, что тут можно ответить. Он решил полностью обойти аналогию с кексом и выбрал более стандартный вариант:

— Должно быть, вы ужасно скучаете по ней.

— Ужасно, — подтвердила Айона. — Каждый день меня грызет чувство вины. Я постоянно езжу к Би, но она частенько меня не узнаёт. Ей гораздо комфортнее в прошлом, и потому большую часть времени мы проводим там. Музыка тоже помогает, поскольку возвращает ей вкус к жизни. Би не может сказать, какой сегодня день недели или что она ела на завтрак, зато помнит слова всех песен, которые появлялись в восьмидесятые годы.

Санджей всегда считал Айону необычайно крепкой. Неуязвимой. Но сейчас она выглядела какой-то съежившейся и беззащитной. Яйца и сахар. Разбитые яйца без скорлупок. Ее гости бормотали старые, избитые фразы. Что еще они могли сказать? «Мы так сочувствуем… Как это ужасно для вас… Бедняжка Би… Вы тут и впрямь ничего не в силах сделать». Все эти слова повисали в воздухе, лишь понапрасну сотрясая его и не давая результатов.

— Есть и другая причина, почему я держалась за свою работу, — продолжала Айона. — Почти каждый пенс моей зарплаты уходил на оплату пребывания Би. Теперь придется подыскивать ей пансионат подешевле, и это просто невыносимо. Знакомая обстановка и повторяемость событий очень важны для нее. Или же мне придется продать этот дом. А он — единственная память о Би, какой она была прежде.

— Айона, почему вы раньше не рассказали нам об этом? Вы построили свою журнальную карьеру на помощи людям, но почему у вас не хватило духу попросить самой помощи у других? — спросил Санджей. Он добросовестно старался думать только об Айоне и Би, но все же чувствовал себя несколько уязвленным. — Мы же ваши друзья.

— Конечно, дорогой. Вы мои друзья. И мне очень нравилось, что вы считали меня счастливой и успешной. Я позволяла вам делать такие предположения. Благодаря им я действительно ощущала себя счастливой и успешной, хотя бы на короткое время, пока ехала в поезде. Вы невольно заставляли меня чувствовать связь с миром, отвлекали от мрачных мыслей и позволили продержаться на работе еще несколько месяцев. Как видите, вы мне очень помогли, за что я вам необычайно благодарна.

Айона встала и прошла к широкому окну, обогнув кресло-подушку канареечно-желтого цвета, которая более чем странно смотрелась среди остальной мебели.

— А хотите, я покажу вам наш сад? — предложила она. — Это радость и гордость Би. У меня нет и половины ее способностей. Там надо много всего подрезать и выпалывать, но сад и сейчас еще производит впечатление. Совсем как я!

Она запрокинула голову и захохотала, став похожей на Айону, которую все хорошо знали по поездкам в третьем вагоне. На ту Айону, какой она сама отчаянно хотела стать.

Санджею было не до экскурсии по саду. Он лихорадочно соображал, как бы остаться с Айоной наедине, извиниться перед нею и унять свою зудящую совесть. Наконец такая возможность представилась. Пока все остальные гости любовались элегантными золотистыми карпами кои, плававшими в пруду, он отвел хозяйку дома в сторону.

— Айона, мне до сих пор очень стыдно за то, что я тогда нагрубил вам в вагоне. Это был непростительный поступок. Я искренне считал это причиной вашего исчезновения.

— Санджей, думаю, нам обоим надо запомнить, что мир не всегда вращается вокруг нас и наших проблем, — сказала она. — Признаюсь, ваши слова меня тогда немного задели, но потом я обо всем забыла. Подозреваю, вас в тот день волновало что-то другое, а я попросту попала под перекрестный огонь.

— Так оно и было, — признался молодой человек. Чтобы не потерять решимость, он смотрел не на Айону, а на цветочные клумбы. — И причина крылась не только в помолвке Эмми. У меня уже давно проблемы со сном. Это из-за работы. Там ведь сплошные стрессы: куда ни глянь — очередной повод для беспокойства. Я не могу оставить все это в больнице и спокойно поехать домой. Тревоги следуют за мной по пятам и даже проникают в мои сны.

— Ох, Санджей. — Судя по голосу, Айона была по-настоящему озабочена его состоянием. — Тревожность — это обратная сторона вашей эмпатии. Думаю, потому из вас и получился такой хороший медбрат. Но всегда необходимо соблюдать разумный баланс: не понижая уровень заботы о пациентах, одновременно заботиться о своем спокойствии. Помните инструкцию? «Вначале наденьте кислородную маску сами и только потом помогайте надевать маски тем, кто рядом с вами».

— Вообще-то, это несколько формальный совет, — разочарованно заметил Санджей.

— Да, пожалуй, — засмеялась Айона. — А вы чего ожидали?

— Я думал, вы посоветуете мне сходить к психологу. К какому-нибудь хорошему специалисту, с которым сами имели дело.

Айона хмыкнула:

какой мне смысл обращаться за помощью к психологу? Он ведь не сделает меня моложе и не отучит мир от культа молодости. И уж точно не вернет в прежнее состояние мою дорогую Би.

— Так что мне все-таки делать?

— Разве в вашей больнице нет психолога? Наверняка должен быть.

— Нельзя, чтобы администрация узнала о моих сложностях, — сказал Санджей. Наверное, не стоило вообще затевать этот разговор. — Если на работе узнают о моих проблемах, то не видать мне повышения. Кто доверит мне тяжелых пациентов, если станет известно, что любая мелочь способна вызвать паническую атаку?

— Санджей, — довольно сурово произнесла Айона, — могу вам гарантировать: вы не первый медик с такими проблемами и уж точно не последний. Если кто и способен вам помочь, — это ваши коллеги. Рискните. Для начала внимательно просмотрите служебную доску объявлений. Что вам мешает это сделать? Проверьте, нет ли у вас в больнице какой-нибудь группы самопомощи. Уверена, там соблюдается полная конфиденциальность.

Молодой человек кивнул:

— Вам бы стоило познакомиться с моей мамой. Вы с ней довольно похожи.

Едва лишь эти слова вылетели у него изо рта, как Санджею тут же захотелось затолкать их обратно. О чем только он думал? Совместные усилия Миры и Айоны угрожали взять его в клещи материнской заботы, что было бы сущим кошмаром. Полной безнадегой.

— Я бы с удовольствием с ней познакомилась, — сказала Айона. — Кстати, раз уж мы заговорили о вашей маме, как прошло ваше свидание с той девушкой-стоматологом?

— Я бы не назвал это свиданием. — Воспоминание заставило Санджея поежиться. — Ее лицо скрывалось за пластиковым козырьком. На руках — одноразовые перчатки. И она задавала мне вопросы, на которые я чисто физически не мог ответить, поскольку в тот момент она своим острым крючком удаляла мне зубной камень.

— Да уж, свидание идеальным не назовешь, — согласилась Айона. — Ну а потом вы пригласили девушку куда-нибудь сходить? Надеюсь, козырек не помешал рассмотреть ее лицо. Как оно вам? Симпатичное?