Люди сороковых годов

Лакей ушел.

Через несколько минут в комнату вошла, слегка тряся головой, худощавая старушка с лицом, похожим на печеное яблоко.

– Здравствуйте, друг мой!
– сказала она, подходя и целуя Еспера Иваныча в плечо.

– Здравствуйте, - сказал он ей с улыбкой.

– Я зашла, друг мой, взглянуть на вас; а вы, однако, я вижу, опять целый день читали, - продолжала старушка, садясь невдалеке от Еспера Иваныча.

– Опять, - отвечал он с улыбкой.

– Я вот велю у вас все книги обобрать, - заключила старушка и погрозила ему своим маленьким пальцем, а сама в это время мельком взглянула на Павла.

Еспер Иваныч сейчас заметил это и объяснил ей:

– Это племянник мой, сын старого ветерана полковника.

– Вот кто!
– произнесла добродушно княгиня и ласково посмотрела на Павла.
– Я теперь еду, друг мой, на вечер к генерал-губернатору... Государя ждут... Естафет пришел.

– Ну вот и хорошо это, - произнес Еспер Иваныч.

– Как не хорошо, помилуй, друг мой!.. Через неделю будут Бородинские маневры, надобно же ему все заранее осмотреть. Прусский король и австрийский император, говорят, сюда едут на маневры.

– Что же это они священный союз [36] , что ли, хотят вспомнить? заметил Еспер Иваныч.

– Вероятно... Машу Кривцову, помните, я к вам приводила... хорошенькая такая... фрейлиной ее сделали. Она старухе Тучковой как-то внучкой приходится; ну, а у этой ведь три сына под Бородиным были убиты, она и писала государю, просила за внучку; ту и сделали для нее фрейлиной.

– И следовало сделать, - проговорил Еспер Иваныч.

– Еще бы!..
– проговорила княгиня. У ней всегда была маленькая наклонность к придворным известиям, но теперь, когда в ней совершенно почти потухли другие стремления, наклонность эта возросла у ней почти в страсть. Не щадя своего хилого здоровья, она всюду выезжала, принимала к себе всевозможных особ из большого света, чтобы хоть звук единый услышать от них о том, что там происходит.

– А Аннушка к Маше ушла?
– спросила она заметно торопливым тоном и осматривая глазами комнату.

– Да, - отвечал Еспер Иваныч.

– Ну, я хоть карлицу пришлю к вам, посмешит она вас, а теперь прощайте!
– заключила княгиня, вставая.

– Рано бы еще, - заметил ей Еспер Иваныч.

– Ах, друг мой, я с год еду!
– все шагом: не могу, боюсь!
– воскликнула княгиня, а между тем нетерпение явно уже отразилось во всей ее маленькой фигуре.

Тряся слегка головою, она встала и пошла. Возвестивший о ее приходе лакей встретил ее уже одетый в ливрейную шинель и шляпу, а в сенях к нему пристал еще лакей в такой же форме; они бережно посадили княгиню в карету и сами стали на запятки. В карету запряжена была четверня старых вороных лошадей, управляемых здоровенным кучером и огромным форейтором, - и все это, в самом деле, тронулось шагом. Павел, видевший всю сцену из окна, не мог в душе не рассмеяться этому, но вот послышались еще шаги, только гораздо более твердые.

– Это Аннушка. Спрячься!
– сказал Еспер Иваныч торопливо Павлу, показывая ему головой на драпировку.

Павел сначала и не понял его.

– Спрячься, пожалуйста, напугаем ее!
– повторил Еспер Иваныч почти упрашивающим голосом.

Как ни не хотелось Павлу, однако он исполнил желание дяди и спрятался за драпировку.

Анна Гавриловна вошла вся раскрасневшаяся.

– Ой, как устала!
– начала она своим развязным тоном.
– Шла-шла по этим проклятым переулкам, словно и конца им нет!

– Что же извозчика не взяла, ништо тебе!
– сказал ей Еспер Иваныч с укором.

– Не люблю я этих извозчиков!.. Прах его знает - какой чужой мужик, поезжай с ним по всем улицам!

– отшутилась Анна Гавриловна, но в самом деле она не ездила никогда на извозчиках, потому что это казалось ей очень разорительным, а она обыкновенно каждую копейку Еспера Иваныча, особенно когда ей приходилось тратить для самой себя, берегла, как бог знает что.

– А вот за то, что ты побоялась мужика, мы покажем тебе привидение!.. Прекрасный незнакомец, выйди!
– обратился Еспер Иваныч к драпировке.

Павел вышел из-под нее, очень довольный, что засада его наконец кончилась.

– Ай, батюшки, кто это!
– воскликнула Анна Гавриловна, в самом деле испугавшись.

Еспер Иваныч от души смеялся этому.

– Вот не гадано, не думано!
– продолжала Анна Гавриловна, поуспокоившись.
– Давно ли изволили приехать?
– прибавила она, обращаясь с своей доброй улыбкой к Павлу.

– Сегодня, - отвечал тот ей, стараясь насильно улыбнуться.

– А что, - продолжала Анна Гавриловна после некоторого молчания и как бы насмешливым голосом, - не видали ли вы нашей Клеопатры Петровны Фатеевой?

– Видел, - отвечал Павел. Ему показалось, что скрыть это было бы какой-то трусостью с его стороны.

– Слышали, какую она штуку отпустила, - уехала от мужа-то?

– И прекрасно сделала: не век же ей было подставлять ему свою голову! произнес Павел серьезно. Он видел, что Анна Гавриловна относилась к m-me Фатеевой почему-то не совсем приязненно, и хотел в этом случае поспорить с ней.

– Что тут прекрасного-то?
– воскликнула, в свою очередь, Анна Гавриловна.
– Зачем же она обобрала-то его, почесть что ограбила?

– Кто же его обирал?
– спросил сердито Павел.

– Как кто? Этакого слабого человека целую неделю поймя поили, а потом стали дразнить. Господин Постен в глазах при нем почесть что в губы поцеловал Клеопатру Петровну... его и взорвало; он и кинулся с ножом, а тут набрали какой-то сволочи чиновничишков, связали его и стали пужать, что в острог его посадят; за неволю дал вексель, чтобы откупиться только... Так разве благородные господа делают?

Павел грустно и ядовито улыбнулся.

– Не знаю, Анна Гавриловна, - начал он, покачивая головой, - из каких вы источников имеете эти сведения, но только, должно быть, из весьма недостоверных; вероятно - из какой-нибудь кухни или передней.

Анна Гавриловна при этом немного покраснела.

– Действительно, - продолжал Павел докторальным тоном, - он бросился на нее с ножом, а потом, как все дрянные люди в подобных случаях делают, испугался очень этого и дал ей вексель; и она, по-моему, весьма благоразумно сделала, что взяла его; потому что жить долее с таким пьяницей и негодяем недоставало никакого терпения, а оставить его и самой умирать с голоду тоже было бы весьма безрассудно.

– Да этот бы господин Постен и содержал ее и кормил, коли очень ее любит!
– возразила Анна Гавриловна.

– Что любит ее или нет господин Постен - этого я не знаю; это можно говорить только гадательно; но что господин Фатеев погубил ее жизнь и заел весь ее век - это всем известно.

– Так, да, - подтвердил эти слова Павла и Еспер Иваныч.

– Век ее заел!
– воскликнула Анна Гавриловна.
– А кто бы ее и взял без него!.. Приехавши сюда, мы все узнали: княгиня только по доброте своей принимала их, а не очень бы они стоили того. Маменька-то ее все именье в любовников прожила, да и дочка-то, верно, по ней пойдет.