Люди сороковых годов

Вихров слушал Анну Ивановну, сильно удивленный всем этим рассказом ее.

– И что же, вы вполне уж ему принадлежали?
– спросил он ее негромко.

– Разумеется, вполне, - отвечала с каким-то милым гневом Анна Ивановна, - и потому - что я теперь такое?.. Совершенно погибшая женщина, - прибавила она и развела ручками.

– Бог с вами, - успокаивал ее Павел, - мало ли обманутых девушек... не все же они погибают...

– Меня-то теперь, Вихров, больше всего беспокоит, - продолжала Анна Ивановна, - что Неведомов очень рассердился на меня и презирает меня!.. Он, должно быть, в то время, как я жила в гувернантках, подсматривал за мною и знал все, что я делаю, потому что, когда у Салова мне начинало делаться нехорошо, я писала к Неведомову потихоньку письмецо и просила его возвратить мне его дружбу и уважение, но он мне даже и не отвечал ничего на это письмо... Так что, когда я сегодня выбежала от Салова, думаю: "Что ж, я одна теперь осталась на свете", - и хотела было утопиться и подбежала было уж к Москве-реке; но мне вдруг страшно-страшно сделалось, так что я воротилась поскорее назад и пришла вот сюда... Сходите, душенька, к Неведомову и попросите его, чтобы он пришел ко мне и простил меня!..

– заключила Анна Ивановна и протянула опять Вихрову руку.

В продолжение всего этого разговора горничная Фатеевой беспрестанно входила в номер, внося разные вещи.

– Какое же теперь? Он, вероятно, спать лег, - возразил Вихров.

– Ах, нет, я знаю, что теперь он все ночи не спит, - перебила Анна Ивановна с прежнею наивностью.

Павел думал.

– Сходите, пожалуйста; приведите его ко мне, - упрашивала Анна Ивановна.

Вихров пошел.

Его самого интересовало посмотреть, что с Неведомовым происходит. Он застал того в самом деле не спящим, но сидящим на своем диване и читающим книгу. Вихров, занятый последнее время все своей Клеопатрой Петровной, недели с две не видал приятеля и теперь заметил, что тот ужасно переменился: похудел и побледнел.

– А я к вам с поручением, - начал он прямо.

– С каким?
– спросил Неведомов.

– Анна Ивановна просит вас прийти к ней.

Неведомов с удивлением и почти с испугом взглянул на Вихрова.

– Как Анна Ивановна?.. Разве она здесь?
– проговорил он.

– Здесь, приехала сюда и желает вас видеть.

Неведомов несколько времени, кажется, был в страшной борьбе с самим собою.

– Зачем же ей нужно видеть меня?
– полуспросил, полусказал он.

– Затем, чтобы испросить у вас прощения и уважения себе.

Неведомов грустно усмехнулся.

– Я не имею права ни прощать, ни не прощать ее, - сказал он.

– Послушайте, Неведомов, - начал Вихров с некоторым уже сердцем, - нам с вами секретничать нечего: мы не дипломаты, пришедшие друг друга обманывать. Будемте говорить прямо: вы любите эту девушку; но она, как видно из ее слов, предпочла вам Салова.

– Что ж и теперь ей мешает любить Салова?
– перебил его вдруг Неведомов.

– То, что этот негодяй обманул ее и насмеялся над ней самым оскорбительным образом, - подхватил Вихров.

Неведомов перевел при этом несколько раз свое дыхание, как будто бы ему тяжело и вместе с тем отрадно было это слышать.

– И теперь она, - продолжал Вихров, - всей душой хочет обратиться к вам; она писала уж вам об этом, но вы даже не ответили ей ничего на это письмо.

– Что ж мне было отвечать ей?
– сказал Неведомов.

– А то, что вы прощаете ее, - потому что она без этого прощенья жить не может, и сейчас наложила было на себя руки и хотела утопиться.

– Как утопиться?
– проговорил Неведомов, и испуг против воли отразился на его лице.

– Так, утопилась было и теперь снова посылает меня к вам молить вас возвратить ей вашу любовь и ваше уважение.

Неведомов встал и большими шагами начал ходить по комнате.

– Вы, Неведомов, - убеждал его Вихров, - человек добрый, высоконравственный; вы христианин, а не фарисей; простите эту простодушную грешницу.

– Нет, не могу!
– сказал Неведомов, снова садясь на диван и закрывая себе лицо руками.

– Неведомов!
– воскликнул Павел.
– Это, наконец, жестокосердно и бесчеловечно.

– Может быть, - произнес Неведомов, закидывая голову назад, - но я больше уж никогда не могу возвратиться к прежнему чувству к ней.

– Погодите, постойте!
– перебил его Павел.
– Будем говорить еще откровеннее. С этою госпожою, моею землячкою, которая приехала сюда в номера... вы, конечно, догадываетесь, в каких я отношениях; я ее безумно люблю, а между тем она, зная меня и бывши в совершенном возрасте, любила другого.

– Это - ваше дело, - произнес Неведомов, слегка улыбаясь.

– Но как же вы не хотите, - горячился Павел, - простить молоденькое существо, которое обмануто негодяем?

– Не столько не хочу, сколько не могу - по всему складу души моей, произнес Неведомов и стал растирать себе грудь рукою.

– И это ваше последнее слово, что вы не прощаете ее?
– воскликнул Павел.

– Последнее, - отвечал глухо Неведомов.

– Щепетильный вы нравственник и узковзглядый брезгливец!
– сказал Вихров и хотел было уйти; но на пороге остановился и обернулся: он увидел, что Неведомов упал на диван и рыдал. Павел пожал плечами и ушел от него. Анне Ивановне он, впрочем, сказал, что Неведомов, вероятно, ее простит, потому что имени ее не может слышать, чтоб не зарыдать.

Это очень ее успокоило, и она сейчас же, как ушел от нее Павел, заснула сном младенца.

На другой день поутру Павел, по обыкновению, пришел к m-me Фатеевой пить чай и несколько даже поприготовился поэффектнее рассказать ей ночное происшествие; но он увидел, что Клеопатра Петровна сидела за чайным прибором с каким-то окаменелым лицом. Свойственное ей прежнее могильное выражение лица так и подернуло, точно флером, все черты ее.

– Прежде всего, - сказал Павел уже с беспокойством, садясь против нее, - скажите мне, отчего вы так сегодня нехорошо выглядите?

– Оттого, что я устала; я сбираюсь сегодня, - отвечала Фатеева.

– Куда?
– спросил Павел, думая, что дело шло о сборах куда-нибудь в Москве.

– К матери в деревню хочу ехать, - проговорила Фатеева, и на глазах у нее при этом выступили слезы.

– Зачем же вы едете туда?
– воскликнул с удивлением Павел.

– Что же мне, - сказала Фатеева, грустно усмехаясь, - присутствовать, как вы будете по ночам принимать прежних ваших возлюбленных...

– Это вам, вероятно, ваша горничная успела рассказать; а сказала ли она вам, кто такая это возлюбленная и почему я ее принимал ночью?

– Потому, что подобные госпожи всегда бегают по ночам.

– Ну, а эта госпожа не такого сорта, а это несчастная жертва, которой, конечно, камень не отказал бы в участии, и я вас прошу на будущее время, продолжал Павел несколько уже и строгим голосом, - если вам кто-нибудь что-нибудь скажет про меня, то прежде, чем самой страдать и меня обвинять, расспросите лучше меня. Угодно ли вам теперь знать, в чем было вчера дело, или нет?

– Ты, я думаю, сам должен знать, что обязан все мне сказывать, проговорила Фатеева.