Льются слова, утекая в песок...

В сумке рыться не было смысла. Она нажала на первую попавшую кнопку, ожидая вызова - ей должны, должны укрыть, весь дом ведь знает, кто такая Таня с третьего этажа.

Громко запиликало - сигнал ожидания промчался по нервам. Они совсем близко - тётя Маша как раз уступчиво нажала на кнопочку “открыть” - и мужские пальцы сжались на запястье. Она рванулась, услышала грохот двери - и, тяжело дыша, сползла по стенке на землю, осела на пол и подняла на него взгляд. Он усмехался - странно, криво, - но дверь запер за собой, игнорируя громкий, требовательный стук.

– Убежала, - ухмыльнулся, будто бы это доставляло ему какое-то удовольствие.
– Открыть дверь или нет?

– Не… - она запнулась.
– Не надо.

Он склонил голову набок, прищурился, словно пытался понять, кого видит перед собой, и удовлетворённо кивнул - согласился, что не стоит.

– Хорошо, - протянул ей руку, позволил уцепиться за своё запястье - а после вновь прижал к стене, скользя по спине ладонями, кривовато улыбаясь, будто бы пытаясь убедить её в том, насколько бесполезно рваться сейчас на свободу и ретиво выбираться из его рук.
– Чаем напоишь?

Он был довольно симпатичен - не то что то белобрысое бесцветное существо, - высокий, загорелый, темноволосый. И то, что сволочь, будто бы выжжено на лбу дьявольским знаком - хотя Тане казалось, что под тёмными прядями никакие секреты не прячутся, никаких знаков, родовых или уже прижизненных, на нём нет.

– А если откажусь?
– прошептала она, стараясь говорить так тихо, чтобы не услышали ни соседи, ни те сволочи снаружи, колотившие что есть силы в дверь.

– Я открою.

– Ты с ними?

– Нет, - мотнул головой он.
– Случайно оказался. Но, - он наклонился ещё ближе, и жаркое, обжигающее будто бы дыхание, скользнуло по шее, - какая мне разница?

– Мне кажется, какая-то всё-таки есть, - она передёрнула плечами и вывернулась-таки из его рук. Впрочем, толку было сопротивляться - лучше пить чай с одним незнакомцем, чем оказаться в руках доброго десятка.

Они поднялись на третий этаж слишком расслабленно и неспешно, как для того, что внизу под окнами орала толпа, но свет зажечь Таня не решилась - придут ещё, будут знать, кто вернулся домой и в какой квартире её искать. Гроттер, конечно, не из робкого десятка - но это уже слишком.

– Надо вызвать полицию, - она закипятила чайник в полной темноте, налила ему в кружку горячей воды, потянулась за заварником - будто бы ждала, что там окажется не пусто. Но в доме - ни единого чайного листика, поэтому беседовали они за кружкой подслащённой воды, будто бы так и должно быть.

Он был приятным собеседником со странной фамилией; имя Глеб, впрочем, тоже резало ей слух, но она не решилась критиковать при нём что-либо. Он улыбался ей сквозь темноту, и каждый жест был виден даже при свете окон из дома напротив.

А ещё - он осмелился набрать тот самый номер, за которым тянулись вот уж сколько девушек из этого и окружающих домов, и где-то вдалеке завыли сирены, послышались внизу громкие крики - но полиция так и не пошла по домам собирать свидетелей, вероятно, им и увиденного хватило с головой. И Тане стало вдруг так легко-легко за чашкой этого проклятого чая, и она расслабилась, позволила себе даже задремать - пусть в её квартире и сидел незнакомец.

…Она открыла глаза среди ночи - словно что-то толкнуло её на это совсем внезапно, - а после перед глазами завертелся весь мир, пятнами пошёл. Тут было так ярко и так прекрасно - она даже не думала, что невидимый волшебный свет может так украсить её дом.

Он сидел на подоконнике - у распахнутого окна. Он улыбался ей нежно-нежно, будто бы они были знакомы много-много лет, - и понимал её точно так же. Ей хотелось взять его за руку и плясать по воздуху, словно там, вдалеке, она могла столкнуться с тонкими нитями собственного счастья.

– Мне кажется, - она села на диване, на который, очевидно, он её и перенёс, и оглянулась, словно пытаясь сориентироваться в пространстве, - что я уже видела где-то всё. Что мы знакомы сотни лет, а теперь я вдруг проснулась - и оказалось, что тебя рядом никогда и не было.

Он улыбнулся - весело и радостно, - и покачал головой, словно такого не могло быть. Чёрные глаза, казалось, посветлели, и он соскользнул с подоконника, на котором восседал. Из открытого окна лился лунный свет, и она смотрела туда, на огромную Луну, словно собиралась прыгнуть из окна и полететь вверх - или упасть далеко-далеко в небеса.

– Знаешь ли ты, - он протянул ей руку, и она схватила жаркие мужские пальцы, поднимаясь на ноги, - старую сказку о нестареющем мальчике, который собирает тех, кто не хочет вернуться во взрослый мир? Знаешь ли ты, - таинственная улыбка на его губах казалась такой мягкой и нежной, - историю о мальчишке, который так не хотел взрослеть, что навеки замер в возрасте десяти лет и отрастил крылья? А ведь крылья гаснут, говорили ему, когда тебе исполняется хотя бы пятнадцать; стоит только впервые стать взрослым или впервые влюбиться - и всё, мир рушится, а ты падаешь, падаешь…

Она слушала, будто бы заколдованная. Он сжал её пальцы и потянул к окну, обнял за талию - она была уверена в том, что засыпала в джинсах и в футболке, но сейчас была в лёгком платье и таких прекрасных туфлях, будто Золушка на балу.

И он казался не таким, как прежде. Потянул её за руку, встал на подоконник, и она долго-долго смотрела на Луну, словно пытаясь раствориться в её лучах - несуществующих отражениях других миров.

– А ты знаешь, что случилось, когда он впервые встретил потерянную девочку, этот мальчишка?
– на его губах играла всё та же загадочная улыбка, но черты лица и на мгновение не стали детскими.
– Он так страдал, что должен был выбирать между крыльями и ею… Ему так не хотелось её отпускать - но ещё больше хотелось летать, летать высоко-высоко в небесах. Он думал, что есть способ, как получить и то, и другое - но она не хотела оставаться навеки маленьким ребёнком. Она держала его за руку, а в мыслях её уже проносились образы их совместной взрослой жизни. Но она отравляла его маленький детский мирок - и его потерянные мальчики начали взрослеть. И однажды он поднялся с нею высоко-высоко в небеса, а она сказала, что жаждет стать взрослой, и потянула его за собой. И тогда он почувствовал, как крылья его перестают существовать, и как под ногами земля внезапно становится такой мягкой-мягкой и обращается в небеса. И он понял - падает, и отрёкся от её любви, потому что хотел летать…

Она замерла. Они стояли на широкой лунной дорожке, и она сжимала его руки и смотрела в тёмные глаза, будто бы пыталась испить всю тьму.

– И он закричал - громко-громко, - что не желает никакой любви. И она растворилась - вернулась к себе домой, проснулась в кровати и подумала, что мальчик, который никогда не станет взрослым, это только её выдумка. Но он так больше и не смог летать, он рухнул на землю и чудом выжил. И потерянные мальчики его окружили и бросились за лекарствами к страшному пирату, готовые отвоевать каждую капельку, лишь бы их извечный предводитель стал здоров, - он склонил голову набок.
– Но всё это оказалось лишь пустой надеждой. Они вылечили его - но с тех пор он перестал быть потерянным мальчиком. И во сне ему приходили образы полёта, но больше взлететь он так и не смог. А когда наконец-то пришёл в себя, когда был готов играть и вышел к ним, вдруг обнаружил, что потерянные мальчики стали юношами, да и сам он вырос - и что все они мечтают о своей потерянной девочке, а она всё не желает и не желает к ним приходить. И много лет с тех пор они всё ищут её и ищут - уже на свет появилась её правнучка, а они всё ещё пытаются отыскать в её чертах лица прошлое. Но не могут, потому что можно замереть, можно стать вечным, но нельзя отмотать время назад. И с тех пор бродит он бескрылый по миру и ходит по лунным дорожкам, ищет её, пока не найдёт…

Она завороженно слушала сказку, будто бы впервые в жизни узнала что-то столь прекрасное, столь дивное, как эта короткая, страшная история. Может быть, так оно и случилось - но они шагали вперёд по луне, и она не задавала ни одного вопроса, зная, что там, впереди, её ждёт что-то неумолимо прекрасное, такое замечательное и близкое, что и не представить.

***

Они все смотрели на неё так, будто бы никогда не видели взрослую девушку. Только он, её таинственный незнакомец, спокойно стоял совсем рядом - а потерянные мальчики, будь им уже сто раз по двадцать, окружили её толпой и тянули руки, грязные, измазанные в болоте.