М. П. Одинцов

Командир решил по радио вызвать на связь заместителя.

— Семьсот десятый, я — семьсот тринадцатый. Нахожусь позади, в трех километрах от вас. Ответьте, если слышите меня.

— Слышу хорошо.

Связь действовала, и комэск обрадовался ей.

— Семьсот десятый, бери на себя управление группой и веди ее домой. Передние самолеты видишь? [78]

— Вижу.

— Ну, тогда жми к ним! Я приду самостоятельно. Потом разберемся.

Передав управление и осмотревшись, Одинцов убедился, что они с Петровым остались вдвоем.

Рассчитывать надо только на свои силы. Думая о случившемся, Михаил никак не мог поверить, что его

сознательно решили бросить, и стал искать оправдание случившемуся. «Если ведомые ввели самолеты в

пикирование на полных оборотах моторов из-за боязни отстать, то, конечно, им было сложно решить, как

поступить. У них оставалось два выхода: или обогнать меня, или выйти раньше из пикирования, бросив

бомбы куда попало. Кто сделал это первым: самый опытный, увидевший опасность проскакивания, или

новичок, не разобравшийся в обстановке?»

— Командир! — послышался голос стрелка. — Два «сто девятых» догоняют нас.

— От них не убежишь. Патроны беречь! — И передал Петрову: — Два «мессера» подходят. Будем

маневрировать. Держись хорошенько меня, не отрывайся. Если истребители справа, переходи левее. Если

они слева — ты направо, чтобы оба задних пулемета могли стрелять.

— Заходят справа. Сразу парой! — опять передал стрелок.

Одинцов посмотрел в форточку: два желто-зеленых вражеских самолета шли в атаку так, что оба «Ила»

сразу оказывались в створе одной очереди. Если самому не маневрировать, то Никонов не сможет

стрелять. Михаил, прикинув расстояние, выждал немного и, когда, по его расчетам, фашисты не могли

уже вести по-настоящему опасных действий в ответ на его задумку, когда до врага оставалось метров

четыреста, скомандовал:

— Петров, быстро переходи на левую сторону. [79]

Правый разворот! Стрелки — огонь по ведущему! Наблюдая за «мессершмиттами», довольный Одинцов

крикнул:

— Ну-ка, Дима, всыпь переднему, чтобы у него пылу поубавилось.

Короткими настойчивыми очередями заговорил пулемет. Казалось, Никонов старательно и методично

вбивал железные гвозди в бронеплиту бензинового бака, который находился между кабинами стрелка и

летчика. Семь — десять выстрелов в очереди воспринимались самолетом как удар, машина вздрагивала.

— Переднему не даю прицеливаться, а он мешает своему ведомому, так что ничего у гитлеровцев не

выйдет, — докладывал стрелок.

— Вижу, вижу! Выходи на прямую. Переходи на правую сторону, — приказал он Петрову. — Разворот

слева под противника.

Опять Одинцов и Петров опередили гитлеровцев.

Убедившись, что воздушный бой накоротке не получается, фашисты разошлись поодиночке и решили

атаковать обоих летчиков сразу. Это требовало от Одинцова и ведомого более продуманных действий.

— Петров, как только «твой» «мессер» выйдет на прицеливание, Никонов поведет по нему стрельбу из

пулемета. От другого я увернусь.

Прикинув, что фашистский летчик откроет огонь лишь через пятнадцать — двадцать секунд, Одинцов

решил понаблюдать за вторым «мессершмиттом», чтобы при необходимости подсказать ведомому начало

маневра. Он приоткрыл форточку и увидел: «Сашин» фриц выходил на дальность действительного огня.

— Петров, чего спишь? Быстрее разворот под меня! Вывод по команде!

Нырок самолета Александра под «Ил» Одинцова [80] открыл Никонову атакующий самолет врага, и

стрелок успел воспользоваться выгодной обстановкой, выпустил по истребителю длинную очередь.

И сразу же Одинцов услышал напряженный голос Никонова:

— Командир, резко влево!

Памятуя о том, что под ним Петров, Михаил энергично положил машину в разворот. И тут увидел между

«мессершмиттом» и своим «Илом» самолет ведомого, который, приняв очередь врага на себя, закрыл

командирский самолет. Михаила обдало теплой волной благодарности. Глубоко вздохнув, он

скомандовал:

— Выходи из разворота! Я рядом справа!

«Мессер», атаковавший Одинцова, проскочил над «Илами», набрал метров триста, отошел немного в

сторону и вырвался вперед. Думая, что фашист играет роль приманки, предлагает атаковать его, Михаил

забеспокоился: он знал, что подобный прием гитлеровцы используют лишь тогда, когда на хвосте у

противника «висит» другой их самолет, и спросил Никонова:

— Дима, а где второй?

— Не видно. Может, упал, а может, подбитый, ушел к себе.

Атаковать «мессер» было соблазнительно, но, прикинув все «за» и «против», Михаил не захотел

рисковать. «Если стрелки не видят второй самолет, то, прицеливаясь, уйдешь от земли, а в это время

снизу в тебя вгонят очередь».

Пока Одинцов обдумывал, как поступить, фашист положил машину в крутой разворот и пошел в атаку.

— Дима, как сзади? — запросил Одинцов.

— Никого нет!

— Разворот под «мессер»!

Маневр оказался своевременным: очередь прошла [81] выше кабины. А гитлеровец опять стал занимать

прежнее исходное положение, но с другой стороны, видимо, задумав стрелять так, чтобы оба «Ила» были

у него на одной линии.

«Ну-ну, мы тоже не лыком шиты», — усмехнулся Одинцов и решил сам развернуться на него,

рассчитывая упредить фрица в открытии огня.

— Дима, как сзади?

— Никого. Петров рядом!

— Атакую фрица! — предупредил Одинцов.

Фашист оказался умнее и опытнее, чем предполагал Одинцов. Не приняв дуэли, враг перевел свою

машину в набор высоты, потом перевернул ее на спину и в таком положении разглядывал не

поддающиеся на его хитрости «Илы». Михаилу казалось, что он видит посеревшее от напряжения лицо

фашиста, его сузившиеся глаза.

— Дима, немец пошел назад, — передал он стрелку, когда «мессер» проскочил над ними.