Мадонна без младенца

Первое время – пока обживались в Калядине, все было интересно, в новинку – Насте вообще был не нужен никакой папа. Нет его – и ладно. Все равно они никогда с ним вместе не играли, и секретов общих не имели, и подбросы под потолок она не выносила на дух (хотя терпела, визжала восторженно, чтоб папу не расстраивать).

Но только дни шли, и Настя затосковала. То вспоминала, как все вместе ездили в Египет и они с папой катались на верблюдах, на водном мотоцикле и даже летали над морем на парашюте. Как ходили по субботам в кино, папа быстро съедал свой попкорн и начинал таскать из ее коробки (она, конечно, возмущалась, но всегда старалась есть помедленнее – чтобы ему было чего стащить).

Настя и в Москву рвалась в основном для того, чтобы отца увидеть. И когда выяснилось, что он продал их квартиру, а сам сбежал на далекие Карибские острова, она никак не могла в это поверить. Может, мама специально все придумала? У другой ее подружки так было. Той вообще говорили, что папа умер, а на самом деле оказалось, что он в тюрьме сидит. Вдруг и ее отец – в тюрьме, в беде? И просто не может прийти ее проведать?

Настя даже решила: когда ее выпустят из дурацкой больницы, она подсмотрит у мамы номер и позвонит бабушке. Та, правда, очень строгая, постоянно всем недовольна, но пусть ругается. Только скажет: где находится папа?!

…Девочка горестно вздохнула. Она сидела на огромном подоконнике в больничном холле. В палату идти не хотелось, там вечно шум, крик, ссоры. Большие часы на стене мигнули электронными цифрами: шестнадцать и два нуля, то есть четыре. А мама только в пять придет, с ума сойдешь, пока ее дождешься.

Она уткнулась носом в холодное стекло, и вдруг на плечо легла чья-то рука. Опять небось вредная медсестра – будет ворчать, что из окна дует и только гриппа им в отделении не хватало.

Настя резко обернулась. Недоуменно пробормотала:

– Тетя Вера?..

Мамина подруга приветливо улыбнулась:

– Настенька! Как я рада тебя видеть!

Девочка жадно разглядывала человека из их с мамой прошлого. Тетя Вера, конечно, противная, но до чего нарядно выглядит! Солнечно-желтая блуза, горчичного цвета жакетик, из-под юбки выглядывают стройные коленки, туфли на каблуках (немного уродливые из-за того, что поверху натянуты бахилы). Сумка из крокодильей кожи! Мама – та никогда не одевалась ярко и юбки всегда носила ниже колена.

– Как ты, Настенька? – Тетя Вера встревоженно вглядывалась в ее лицо. – Я, когда узнала у твоей мамы, что ты в больнице, сразу сюда бросилась. Ты ведь не поддашься злой болезни? Ты у нас боец?

«Разве паук-птицеед будет так искренне тревожиться?!» – подумала Настя.

И благодарно улыбнулась, заверила мамину подругу:

– Не сдамся.

Та окинула ее внимательным взглядом, кивнула:

– Вижу. Держишься молодцом, весела, бодра. Значит, можно и секрет тебе рассказать.

– Какой? – оживилась девочка.

– Видишь ли, милая, – осторожно произнесла тетя Вера. – Ты, конечно, знаешь, что твои родители поссорились… мама очень обиделась на твоего папу и категорически, ни под каким видом, не хочет его видеть. И тебе с ним видеться не разрешает.

– Но… – попыталась встрять Настя.

Тетя Вера понимающе улыбнулась, перебила:

– Конечно же, тебе говорят, что папа уехал. Куда-нибудь далеко. Взрослые так всегда говорят – чтобы детей не травмировать. Но на самом деле твой отец тут, в Москве. И очень хочет тебя видеть. Если ты не против, я могу тебя к нему отвезти.

– Конечно, не против! Когда? – радостно крикнула Настя.

– Да хоть сейчас! – улыбнулась тетя Вера. – Врачи уже разошлись, никто тебя не остановит.

* * *

Виктория Арнольдовна прожила долгую жизнь, повидала в ней многое, но никогда еще не слышала, чтобы люди так плакали. Сердце оборвалось. Объяснение Алиным слезам могло быть единственное: кошмарный диагноз у Настеньки подтвердился.

Сама еле удерживалась, чтоб не разрыдаться в ответ. Но вдруг уловила сквозь всхлипы:

– Она увезла ее! Увезла!!!

– Кто увез? – опешила Виктория Арнольдовна. – Кого?

– Вера-а-а! – простонала в ответ Аллочка. – Настеньку-у-у!

– Ничего не понимаю…

– Вера требует, чтоб я ей ее ребенка отдала! И только тогда она мне Настю вернет! – выкрикнула Аля.

– Ты что, родила уже? – окончательно растерялась старая женщина.

– Нет! Но она хочет, чтобы я прямо сейчас в больницу ехала! На кесарево!

Виктория Арнольдовна схватилась за сердце. Сквозь боль произнесла:

– Да разве ж можно так с людьми?! Она сумасшедшая, твоя Вера?

– Не знаю! – отчаянно крикнула Аля. – И что мне делать, тоже не знаю!!!

– Как что?! Конечно, идти в полицию! Немедленно!

– Вера сказала, что ей терять нечего. – Алла снова начала плакать. – Пообещала: себя убьет и Настю с собой заберет.

– Чушь, – решительно отозвалась Виктория Арнольдовна.

– И что полиция пальцем не шевельнет, потому что у нее адвокат хороший. И вообще она в своем праве, а я виновата. Нарушаю договор и отказываюсь ее ребенка отдавать…

– Дважды чушь, – перебила старуха. – Откровенная лапша на уши. Немедленно набирай ноль два – или по какому там номеру в Москве нужно звонить. Девять-один-один?

– Нет, – всхлипнула Аля. – Я боюсь. Очень за Настю боюсь…

– И что? – взорвалась Виктория Арнольдовна. – Покорно пойдешь на бойню? Как безропотная корова под нож?!

– Но Вера ведь по большому счету права, – горько отозвалась Алла. – Она выстрадала этого ребенка, заплатила за него!

– Это как раз ты его выстрадала, – возразила старуха.

– Но Настя мне дороже. Впрочем, – печально добавила Аля, – Вера мне еще один вариант предложила. Говорит: верни аванс и возмести все расходы – за обследования, ЭКО, предимплантационную диагностику эмбриона. Плюс моральный ущерб. И я буду свободна.

– Сколько же она хочет?

– Сто семьдесят тысяч долларов. Это вместе с авансом.

Виктория Арнольдовна лихорадочно соображала. Она, конечно, никогда не видела этой Веры. Но, когда о той рассказывали Аля или Кирилл, слушала внимательно. И поняла: та мнит себя безоговорочной хозяйкой. Хозяйкой чужих жизней и судеб. Вряд ли, конечно, эта злая женщина осмелится причинить вред Настеньке. Не потому, что пожалеет ребенка – просто испугается. Но уж за работу Алле – на сколько они там договорились, на двести тысяч долларов, кажется? – точно не заплатит.