Мадонна без младенца
Шрифт:
Василий почувствовал: ярость переполняет, захлестывает…
Он размахнулся.
Но Артём был наготове. Перехватил его руку.
А от здания префектуры уже спешили охранники.
– Этого человека даже близко сюда не подпускайте, – приказал им Артём.
И беззаботно пошагал к машине.
– Мам, у меня на коленке какая-то шишка вылезла, – сообщила как-то вечером дочка.
Алла внимательно рассмотрела припухлость, слегка надавила:
– Больно?
– Противно, – поморщилась Настенька.
– Ты падала?
– Я, что ли, тебе
И резонно добавила:
– К тому же тогда была бы не шишка, а ссадина.
– У меня есть мазь с мумие, – предложила Виктория Арнольдовна. Беззаботно добавила: – Она от всех болезней, к утру исчезнет твоя шишка без следа.
Дочка покорно подставила коленку и умчалась во двор.
Стоял феерически теплый май, Настя заканчивала первый класс и вовсю наслаждалась весной, птичьими трелями, бесконечными прогулками.
Николай Алексеевич (продолжавший опекать «девочек») сделал самой младшей из своих подопечных царский подарок: во двор привезли и поставили высоченную, под четыре метра, горку. Да не простую, а извилистую, с двумя трамплинами, и каждый раз, подлетая на них, Настя радостно взвизгивала.
…Алла, улыбаясь, смотрела в окно, как Настя деловито карабкается на горку. Старуха подошла, встала рядом, произнесла:
– Она, наверно, сама не заметила, как на трамплине ударилась.
– Скорее всего, – кивнула Аля. Благодарно обняла старую женщину: – Вы меня все время поддерживаете…
– А тебя не поддерживай, каждый день бы истерила, – грубовато отозвалась хозяйка. Упрекнула: – Что ты дергаешься из-за всего? Настя чихнула – ох, пневмония. Младенец в животе шевельнулся – ах, гипоксия!
– Ну, я же теперь не замужем, – задумчиво произнесла Аля. – Не за каменной стеной. Чувствую себя за все ответственной. И не справляюсь…
– Ничего. Научишься справляться. А что твой мирок гнилой рухнул, пока ты молода и здорова, – слава Богу! – хмыкнула старуха. – Есть еще время и возможности новую жизнь построить.
И резко сменила тему:
– Тебе Кирилл пишет?
– Каждый день, – Аля смущенно склонила голову. – И я ему отвечаю, стараюсь подбодрить – у него же турнир сейчас.
– А ты заметила, что Николай Алексеевич на тебя глаз положил?
Алла смутилась еще больше:
– Ох, Виктория Арнольдовна! О чем вы говорите?!
– Об очевидном. Что Николаша, человек умный, зрелый, для тебя лучше пара, чем мой Кирюшка-сопляк! – отрезала старуха. – А внука моего самого нужно опекать, по головушке гладить. Ну, чего ты покраснела, как рак? – снисходительно взглянула она на Алю. – Я на тебя не давлю. С кем захочешь, с тем и останешься. Николаше, правда, сначала развестись надо. Жена у него цепкая, вредная, так легко его не отпустит.
– Да за кого вы меня принимаете, Виктория Арнольдовна! – всплеснула руками Аля. – Я и так от мужа ушла, ребенок в животе – чужой. Внуку вашему мозги пудрю. А вы еще хотите, чтобы я семью Николая Алексеевича разрушила!
– Ага, – хитро улыбнулась старуха. – Значит, думала уже в этом направлении!
– Я в другом направлении думаю… – опустила голову Алла. – Может, мне все-таки домой вернуться?
– Дело хозяйское, – поджала губы Виктория
Арнольдовна. – Но ты здесь уже почти три месяца. И – если б муж твой хотел – давно бы тебя сам нашел. И в Москву увез.Аля вздохнула. Права, конечно, старуха. Василий, похоже, вовсе не страдает от ее отсутствия. Да и ей совсем не хочется к нему. Настолько спокойнее, легче, комфортней ей в доме Виктории Арнольдовны!
Старушка постоянно организовывала для себя и для своих гостей маленькие радости. Услышала, что Настя любит «секретики», и выделила девочке под игрушки и тайники целый шкаф со множеством ящичков и отделений. Алле и вовсе устроила царские покои: мягчайший диван с удобным валиком под спину и подставочкой для ног, множество подушек на кровати («Вам, беременным, полезней высоко спать»), постоянно пичкала ее фруктами, уговаривала полежать, отдохнуть.
Алла видела, что Виктория Арнольдовна все силы прилагает – только бы ее порадовать! – и все время сама старалась выглядеть как можно более довольной, счастливой, спокойной.
Беременность, в отличие от «московского» периода ее жизни, не доставляла ей особых хлопот. Слабость, тошнота, слезливость исчезли. Отеков почти не было, только животик рос. Аля сходила на УЗИ и знала, что развивается малышка нормально, даже опережая свои тридцать недель.
А вот шишка на Настиной коленке Алю действительно беспокоила.
От мази с мумие выпуклость и впрямь почти прошла. Но через пару недель вылезла снова. Причем на этот раз под кожей отчетливо проступила сеточка вен. И еще Але казалось, что шишка гораздо горячее, чем все Настино тело.
Не хотелось ей в очередной раз дергать Викторию Арнольдовну, но пришлось.
Старуха безропотно перелистала пухлую телефонную книжку, позвонила, записала Аллу с Настей на консультацию к педиатру – «лучшему в городе».
Тот оказался дряхлейшим, лет восьмидесяти пяти, дедушкой. Помял и зачем-то даже понюхал Настину коленку, вынес приговор:
– Гемангиома. То есть доброкачественная опухоль. Можно, конечно, удалить, но мое стойкое мнение: сама рассосется.
Аля и Настя поверили старичку. И шишка – вот она, сила убеждения! – вроде стала поменьше.
…В конце мая, когда со школой было покончено, Виктория Арнольдовна предложила отправить Настю в летний лагерь.
– Да ей же всего восемь лет! – опешила Алла.
– Вот именно, – усмехнулась старуха. – Самый возраст, чтоб понемногу начинать самостоятельную жизнь. – Сбавила тон, посоветовала: – Да ты сама съезди туда, посмотри. Наш лагерь на всю страну гремит. Кружки там у них, концерты, самоуправление. Ближайший пригород, все цивилизованно, на десять детей – пять воспитателей.
Настя тоже перед мамой чуть не на коленях стояла:
– Туда все мои подружки поедут!
– А ты хотя бы спокойно перед родами отдохнешь, – давила Виктория Арнольдовна.
И Аля сдалась.
Настя отправилась в летний лагерь.
Но уже на следующий день Алле Сергеевне позвонили. Из трубки прозвучал строгий женский голос:
– Вы мать Анастасии Кузовлевой? Я врач, мне нужно с вами поговорить.
Перед глазами сразу пронеслась собственная летняя практика. Когда в ее отряде утонул мальчик, чуть старше дочери…