Маг Азидал. Война

Я ощущаю огоньки жизни дальше, в стороне крепости, и все они тянутся к Глан Дуир. Последние жители уходят под защиту стен, я успел до начала осады, а что она будет не сомневаюсь.

Огромным облегчением было увидеть целый Глан Дуир. Успел, добрался. Но радости нет в сердце, гложет глухая тоска, сквозь которую с трудом пробиваются любые эмоции.

Не будь дух и воля закалены, а разум силен, я бы так и сидел там у обломков башни, пустой и потерянный, как скорлупа от яйца. Никому не нужный мусор. Только долг и беспокойство за брата, за родную землю, вот что толкнуло взять себя в руки и пойти.

Сначала просто пойти, потом начать хоть как-то размышлять, и вот я даже способен улыбнуться, увидев знакомые виды. Кажется, не все потеряно, по крайней мере, я все еще живой.

Ступаю по дороге меж домами, в снегу видны глубокие следы от колес телег и подков коней, похоже, везли все что к полу не приколочено. Немного спустя слышу голоса, мужской маток с присвистом, будто кто-то запыхался или под дых получил. Еще поворот и открывается картина собирающихся жителей.

Широкая телега посреди дороги, а к ней из домов люди тащат мешки с добром. Рядом стражник в сером доспехе, коня за уздечку держит, поглаживает по крупу, от шума успокаивая.

И вот посреди этой вереницы, похожей на трудолюбивых муравьев, слышу знакомый девичий голос:

– Куда стулья тащишь, идиот!

– Госпожа, хорошие же... Можно?

– Нет! Только еду и теплую одежду!

– Я тогда хоть один положу тихонько, - не сдается мужичок.
– Вот тут, с краешку...

Гулкий звук удара, ко мне под ноги падает мужик в обнимку со стулом, а из-за борта телеги выходит беловолосая красавица в светлом полушубке. Фыркнув, сдула челку с глаз, раскраснелась от мороза, фиалковые глаза гневом сверкают. Вельда наступает на поскуливающего мужичка, да кулачок потирает.

– Госпожа, за что?
– трет красную щеку мужик.
– Есть же место?

– Привет, Вельда, - кивнул ей легонько.

Ладно, не стоит девушку от дел отвлекать, поздоровался и дальше иду.

– Привет, - доносится небрежное в спину, и тут же давай мужичка распекать: - Я тебе сказала, никаких стульев, идиот! Сказа... А-а-азидал? Стой!

Хмыкнул, на пятках развернулся.

– Да? Только я не Азидал...

Как белый вихрь Вельда возле меня оказалась. Пытливый взгляд, ищущий что-то на лице, приоткрыты губы в неверии, как встала так и застыла, смотрит. Трудно уловить, сколько эмоций на лице девушки поменялось, тут и радость, и неверие, страх и грусть. Никогда столько эмоций на ее лице не видел, но Вельда находит, чем еще удивить. Девушка просто взяла и заплакала, молча. Стоим, под взглядами селян и стражника, молчим, она слезы роняет, я наблюдаю.

– Это ведь ты, - дрожащий голос на грани слуха.

– Граф, - стражник первым все понял, вытянулся, бухнул кулак по груди в воинском приветствии.

Обалдевшие жители на стражника да на меня поглядывают, а ушлый мужичок все пытается стул через борт пропихнуть. Вельде же до всего этого дела нет, с ресниц слезы капают, а смотрит по-семейному, как дядя, не моргая. Чую, если скажу, что она обозналась еще раз, то могу и кинжал в печень получить...

– Ну ладно, ладно, - раскрываю руки.
– Я пошутил, иди обниму.

Думал, она мне сейчас по роже зарядит, за глупые шуточки, но нет. Кинулась на шею с такой силой, что оба рухнули в снег возле чьего-то крыльца, я чуть головой о ступеньку не ударился. Весь воздух из груди вышибла, а под лопатку камешек неприятно впился.

– Куда же так скачешь, - шутливо охаю, приподнимаясь на локтях.
– Как конь лягнул.

А Вельде все равно, не слышит ничего, руками и ногами вцепилась, сопит мне в шею.

– Ну, ты чего, - шепчу в белую макушку, неловко поглаживаю по спине.
– Все хорошо.

– Азидал, - всхлипнула девушка.

– Ага, - пытаюсь встать, но не получается.

Тихие слезы меняются на всхлипы, что громче и громче с каждым вздохом. Люди стыдливо отводят глаза, кто-то прячет улыбки, а Вельда уже рыдает навзрыд, лишь крепче объятья сжимая.

В такой близи ее чувства ярки и сильны, буквально оглушают. Эта девушка... До сих пор, вопреки всему, упрямо любит меня, чисто и светло, беззаветно. Пустота в душе на миг забыта, с сердца будто сняли тяжкий груз. Она такая теплая, живая и ранимая...

– Живой!

– Да, - чувствую, как губы раздвигаются в улыбке.
– Я вернулся, Вельда. Ох, блин...

Стиснула еще сильней, аж ребра трещат. Вельда, конечно, всем хороша, но объятья у нее стальные, это точно.

Шум с вестью о моем возвращении несется среди людей быстрее ветра, уверен уже через пару минут в Глан Дуир все будут знать об этом. Как и о смущающей сцене посреди деревни.

– Вельда, - шепнул на ушко.
– Может, отпустишь? Все же люди смотрят.

Девушка только зарылась носом в старую куртку на груди.

– Ну уж нет, - озорная улыбка играет на губах.
– Это первый раз, когда ты позволил себе близость со мной.

– Разве?

– Угу. Ты... теплый.

Ладошки забрались под куртку, обожгли прохладой спину, насилу не вздрогнул. Я может и теплый, зато руки у тебя ледяные! Ее слова заставили призадуматься. Если вспомнить, то кроме матери я никому не позволял себя обнять, ходил с таким с видом "прикоснешься - убью". Ха, да я чаще бывал в объятьях монстров, чем женщин! Черт. То-то Фрес подкалывал...

Когда телега заполнилась пожитками жителей до верха и чуть выше, Вельда соизволила отстраниться.

– Подождешь меня?

– Конечно.

Поднялась уже не ранимая девушка, а холодная и отстраненная женщина Беловолосых. Небрежно отряхнула подол от снега, проморозила взглядом беднягу стражника, кажется, навсегда стерев умение улыбаться у мужика.

– Все подготовили?

– Так точно!

Вельда оглядела вереницу людей, громко и четко разносится ее голос по улице.

– Это последняя телега! Больше не будет. Если хотите еще что-то захватить - несите в руках!

Телега двинулась, натужно скрипят колеса, лошадь всхрапывает, но тащит, ведомая за уздцы стражником. А за телегой потянулись жители с нехитрыми пожитками в руках.

– Да оставь ты этот хренов стул, - слышится злобное из толпы.
– Помоги с мешком.

– Это семейная реликвия!

– Ты идиот...

Люди проходят мимо, опасливо косятся на меня, но в тоже время жадно разглядывают лицо, каждому хочется убедиться лично. От взглядов не растаю, так что не дергаюсь и молча подпираю стенку дома, сложив руки на груди.