Маг моего сердца

— Выглядишь утомленной, — заметил Верховный контролер. — Ты нездорова, я слышал.

— За что? — с ненавистью глядя на него, только и смогла выговорить я.

"Ты еще спрашиваешь?" — сказали его глаза. Но вслух он спокойно ответил: — Не понимаю, о чем речь. Я в курсе ситуации, поскольку сегодня вечером моя очередь выносить решение на суде семиугольника. Думаю, ты выбрала единственно приемлемый для себя вариант с этим судом, но как мне кажется, ожидания не оправдались, не так ли?

Я вспомнила все разом. Джон, Сара, Рихард — они все сказали: "Нет". Трое из семи. Теперь даже если оставшаяся Этель и выскажется в защиту Даймонда — нам это уже не поможет.

Потому что остается Ральф.

— Ты… пришел, чтобы поиздеваться? — я подняла бровь. Злость придала мне сил.

— Ты нарушаешь субординацию, Неумолимая, — своим обычным тоном констатировал Ральф. — Но я отнесу это на счет твоей болезни. А пришел я лишь сообщить, что на нынешнем заседании выскажусь за оправдательный приговор.

— Что? — прошептала я, не веря своим ушам.

— Я не считаю, что Даймонд Баум заслуживает смерти, — с полным равнодушием продолжал Ральф.
–

Тюремного заключения вполне достаточно. Прощай, Бренна. Мне очень жаль, что все так сложилось.

Холод его голоса проникал мне в самое сердце. Но смысл сказанного поразил.

После того как Верховный удалился, я еще некоторое время сидела неподвижно, глядя перед собой.

Он затеял это, чтобы разлучить нас. Чтобы унизить Даймонда. Чтобы заставить страдать меня и его

— ведь просчитать мою линию поведения для него не составляло труда. А убивать, значит, не хотел — что ж, он, как всегда, разумен. Отвел от себя подозрения.

Я спустила ноги с кровати, пытаясь встать — но не тут-то было. Стены закачались, пол заходил ходуном. От бессилия чуть не заплакала — первый раз я в таком состоянии. Ну почему мне так плохо?

Упав на подушки, я так и уснула, со свисающими с кровати ногами.

Я спала несколько часов. Зато, когда открыла глаза, почувствовала себя гораздо бодрее. Видимо, болезнь отступала.

Вошла Паола с подносом. Накормила меня бульоном — кое-как я смогла проглотить несколько ложек — и помогла одеться. Лишь когда она ушла, я сообразила, что ее аура неуловимо изменилась.

Процесс добрался и сюда, в дом креадора. И это означало только одно.

Вода в чаше уже черная.

Я уже совсем не думала про Ральфа, про то, что он сделал. Его поступок перестал иметь значение.

Все потеряло значимость — перед жизнью и смертью.

За десять минут до заседания пришел Оттавио и помог мне подняться по лестнице. Того, что его аура тоже тронута изменениями, я старалась не замечать. Творцов и Ральфа я встретила в плетеном кресле, но — выпрямившись.

Возле чаши с угольно-черной водой.

На этот раз я слышала и воспринимала происходящее очень четко.

Правый творец сообщил Ральфу свои умозаключения — о песчинке из погибшего мира. И, надо отдать должное выдержке Верховного, ни один мускул на его лице не дрогнул.

А я вдруг в красках представила, как ничего не подозревающая Линда встает над расщелиной и…

Поворачивает камень в кольце, например? Или просто откидывает крышечку, к которой он прикреплен. С перстнем ничего не случится, а вот пыль, спрятанная внутри, тут же подхватывается горячим паром…

А Линда спокойно уходит. Даже не догадываясь, что только что отравила мир.

Креадор, безусловно, заслуживает порицания, но карать его смертью слишком жестоко. Кроме того я, как Верховный контролер, чувствую ответственность, лежащую и на мне тоже. Ведь я был куратором этого выпуска. Мой ответ — да. Я за помилование.

Ральф сказал именно то, что обещал. Но никакой благодарности к нему я не чувствовала. Если он рассчитывал на это — просчитался.

— В связи с быстро развивающимися изменениями следующее заседания суда мы проведем завтра утром. Будьте готовы, Неумолимая.

Утром, что ж. Ожидаемо. А Неумолимой мне тоже осталось быть недолго.

На табло с пятью голосами — три против и два — за, я взирала почти равнодушно. Очнулась, лишь когда творец, проявивший участия к судьбе Даймонда и моей, остался на экране один.

— Рад видеть вас в относительном здравии, Бренна. Если не ошибаюсь, с вами произошло что-то, выходящее за рамки реалий нашего мира?

— Совершенно верно, Справедливейший! — процедила я и рассказала ему о встрече с Дейзи.

Он выслушал молча. Потом странно посмотрел на меня и сказал: — Вот что, Бренна. Я понял, о чем она говорила. Но сообщать вам это сейчас не буду.

— Почему? — с вызовом спросила я. Не было ни времени, ни желания поддаваться слабости.

— Я скажу только одно, — не обращая внимания на мой тон, продолжил творец. — Не стоит запрягать телегу впереди лошади. То, что предложила Дейзи Маккалоу — действительно реальный способ спасти мир. Мир, Неумолимая. Но если завтра Этель Вернель сочтет креадора виновным, способ потеряет смысл. Вы понимаете это? Если креадор умрет, спасать его творение будет некому.

— Но разве нельзя сообщить ей, что существует способ… — начала было я, но творец перебил.

— Нельзя, Бренна. Вот этого действительно нельзя. А почему — поймете, когда узнаете, что представляет из себя способ. Повторяю: нет смысла сообщать вам об этом заранее. Лучше подумайте о другом. В том случае, если Этель оправдает креадора — как убедить его оправдать самого себя. Ведь он последний в семиугольнике, Неумолимая.

С этими словами творец исчез, оставив меня над чашей с водой цвета смерти.

"Снисхождения не жду… Я полностью виноват. Делай что должно…"

"Если бы я допустил такое в своем мире — не простил бы себе никогда".

Фразы, сказанное Даймондом, а затем — Джоном, ясно всплыли в моей памяти, словно выжженные огнем на белом дереве.

И Рихард, кажется, произнес что-то подобное — вот почему он тоже высказался за смертный приговор.

О, стихии! Самый главный оппонент Даймонда — он сам. Мне предстоит спасти его от себя самого.

После плотного ужина — раз я теперь здорова, у меня снова хороший аппетит — я не направилась к Даймонду, как хотела вначале. Творец прав в одном: не стоит запрягать телегу впереди лошади.