Магистериум морум

Фабиус не отрывал глаз от женщины. Она была прекрасна, но маг слишком хорошо знал, кого он видит перед собой. Чары боролись в нём со здравым смыслом. Тело захлестывали горячие волны похоти, а он охлаждал себя, представляя ледяные вершины Гарденских гор, где едва не замёрз, пытаясь убить химеру. А после полз через перевал, оставляя кровавый след на снегу, и баюкал руку, в которую вцепилась тварь, умирая.

Химера издохла, но теперь в нём навсегда было её последнее дыхание – след адской сущности нежити.

Неизвестно, что победило бы – магия или сила сознания магистра, – но вмешался старенький маг. Пользуясь тем, что всё внимание Фабиуса было приковано к женщине, Ахарор взметнул кисть, чтобы бросить кинжал…

И тут же узкое лезвие обратилось в его руке в змею, а Фабиус бросился к дверям!

Фурия, однако, оказалась быстрее. Она растаяла и вновь собралась в женскую фигуру уже перед магистром.

Фабиус отступил, нащупал на поясе нож с серебряной рукоятью... Этот нож не раз выручал его раньше. Но что он мог против твари из самых глубин Ада?

– Какая жирная, нагулянная душ-ша. – зашипела фурия, уже не скрывая своей сути.

Она раскрыла рот, где все зубы были слиты в две острые подковообразные пластины. Лицо её из прекрасного – сразу стало уродливым, а спина изогнулась так, словно бы в ней вообще не было костей.

– Ну, иди же сюда… Маг!

В это слово фурия вложила всю доступную ей иронию. Она бы управилась и с десятком таких «магов». Не введи Сатана смертных под запрет, глубинные твари Ада разделались бы с жителями земли за пару десятков лет. Они бы сожрали их всех, до последнего, самого маленького и хитрого человечка!

Фурия была свободна сейчас в своём желании крови. Она была призвана. А, значит, имела право творить то, что считала разумным. Вот только в её понятие о разумности люди не входили совсем.

– Ну же? – она поманила Фабиуса. – Иди ко мне? Мы немного поиграем с тобой!

Магистр до боли сжал почти бесполезное оружие.

– Очень, – кивнула фурия. – Очень мало шансов, что ты сумеешь даже поцарапать меня!

Она протянула руку, разом удлинившуюся и преодолевшую те несколько шагов, которые отдаляли её от мага. Фабиус уже видел перед лицом агонию испаряющегося от её жара воздуха…

– Стой, Алекто! – раздался вдруг ещё более странный текучий голос, словно обладатель его ещё не до конца проявился в этом мире.

А потом воздух рядом с Фабиусом сгустился, возникли очертания нагого человеческого тела, налились плотью и магистр увидел инкуба.

Этот инкуб был красив совсем иначе, чем привык к этому маг. Так бывает красиво мощное и страшное.

Его человекоподобное тело дышало огромной силой, в глазах играла оттенками Ада бездна. Тонкая плёнка испарений, возникающая обычно вокруг сущностей Ада, попавших в человеческий мир, совершенно не искажала его контуров. Она сгорала, не успевая особенно всколыхнуть воздух. Этот инкуб хорошо знал порог своей силы и выносливости, и контролировал глубину погружения в мир людей.

Глядя на него, Фабиус понял, что и не видел никогда раньше взрослого зрелого инкуба, а попадались ему лишь глупые юнцы. Этот, пожалуй, испепелил бы пентаграмму, шагни он в столь нелепую ловушку.

Фурия ещё и узнала гостя. Она раздражённо стукнула по полу хвостом платья, превратившимся на один миг в шипастый змеиный хвост, но откачнулась на пару локтей от жертвы.

– Тебе-то ш-ш-то тут надо? – огрызнулась она.

– Тебя это беспокоит? Ты хочешь поговорить об этом, Алекто? – инкуб шутил, глаза его – черные, с алой искрой в центре зрачка, – весело блестели.

Магистр Фабиус только сейчас понял, что демон буквально суёт ему в руки оружие, демонстративно называя фурию по имени. Зная имя, маг мог сплести хоть какое-то заклинание защиты.

Фабиус выровнял дыхание, и знакомые слова зашевелились на его губах.

Заметив это, Фурия зашипела и выпустила когти.

– Ой! – весело сказал инкуб – Что, вот так прямо сейчас и кинешься? И даже меня не спросишь?

– Да кто ты такой, чтобы я спрашивала тебя? – по-бабьи завизжала Алекто. – Да будь ты хоть самим правителем в своей холодной дыре!..

– Зачем – правителем? – удивился инкуб. – Я – изгой.

Алекто, уже готовая к прыжку, буквально «села на хвост», едва удержав равновесие. Зрачки её расширились. Неужели она – испугалась?

Фабиус закончил заклинание и непонимающе смотрел теперь, то на фурию, то на демона. Изгой? Это так страшно?

Инкуб скривил губы в усмешке, нарисовал указательным пальцем овал, и тяжёлый стол, за которым, как кукла восседал недвижимый префект, подпрыгнул вместе с человеком и со всеми пустыми креслами и приземлился между демоном, Фабиусом и отшатнувшейся фурией.

– Циркач! – презрительно фыркнула она.

– Как хочешь, – пожал плечами демон. – А я бы хлебнул вина, прежде чем изложу тебе, в каком болоте ты оказалась милостью своей жадности.

Он обвёл глазами стол.

– О, да тут есть отравленные кубки? Прекрасно. Я никогда не пил из таких!

Он уселся напротив префекта и кивком указал магистру, что предпочёл бы и его видеть сидячим. Тот попытался совладать с ногами, не очень-то желавшими слушаться.

Фабиус знал, как противостоять адским тварям. Вернее, думал, что знал. Но никто не учил его сидеть с ними за одним столом.

Этикет никогда не был слабым местом магистра, и двусмысленность ситуации привела его в бешенство, разморозив заодно и ноги. Он сделал неуверенный шаг к столу и услыхал стон.

Фабиус оглядел зал. Префект продолжал присутствовать весьма формально, а маг, Ахарор Скромный… Магистр оттолкнул его заклинанием, превратив кинжал в гадюку. Такое лёгкое и простое колдовство. Где же он?

Фабиус пробежался по лицам и фигурам присутствующих, отметив, что фурия уже не скрывает уродливого оскала на всё ещё женской мордашке...

И тут стон раздался снова, магистр оглянулся и увидел старого мага у самых дверей.

Ахарор агонизировал на полу, борясь со змеиным ядом. Он не сумел справиться даже с фантомной гадюкой, убивающей лишь силой внушения того, кто сотворил змею. Старый маг давно потерял волю к жизни.

Фабиус бесстрашно повернулся спиной к демону, – чего бояться, если всё равно беспомощен перед тварью такого ранга, – и похромал к старику, распростёртому у порога. Склонился над ним.

Маг стал уже бледен, глаза запали. Жить ему, скорее всего, оставались считанные мгновенья.