Магистериум морум

Инкуб увидел, как горы и долины бегут внизу, словно он птицей летит над землёю. Как река выпрастывает свои рукава. Как вырастает посреди реки остров, а на нём – высится колдовская башня...

И как земля содрогается вдруг! Это молния ударяет в соломенную фигурку человека, названного Киником. А в пентаграмме башни... Там окончательно гибнет то, что осталось от Аро…

На глазах Борна выступили кровавые слёзы, потекли по щекам, закапали на обнажённую грудь. Демоны не имеют слёзных желез, но в минуты боли лопаются многочисленные капилляры в глазных яблоках, по которым течёт их огненная кровь.

Борн знал – видение не обмануло его, Аро мёртв, и он не успел его спасти, не смог сделать ничего.

НИ-ЧЕ-ГО!

Стены темницы отразили его боль и отозвались стонущим эхом. Он – никто! Слабая никчёмная тварь!

Хвост сочувственно ткнулся в ладонь Борну, словно живое существо обвился вокруг запястья, превратился в браслет. Потом «браслет» высунул алый язычок и начал слизывать с груди инкубаа обжигающие капли его демонической крови.

Борн не замечал осторожных касаний Локки. Но «хвост» отведал слёз и опять больно ткнулся в ладонь. Потом ещё раз, ещё…

Инкуб опустил, наконец, глаза и заметил металлический блеск во рту у помеси червяка и змеи.

Борн вытер глаза тыльной стороной ладони и погладил существо, обвивающее его руку.

– Э… Да, тебе же больно, Локки, – прошептал он. – Ты же подавился, бедняга. Ну-ка открой рот... Открой? Что там у тебя?

Борн поймал существо за голову, надавил на челюстные мышцы, разомкнул зубастую пасть и осторожно извлек… амулет-ключ!

Остатки слёз с шипением высохли на его лице. Он, продолжая поглаживать пальцем голову Локки, встал и примерил ключ к цепи. Задержал дыхание, глядя, как поддаётся тяжёлый замок… Прыжком отскочил в сторону, опасаясь сопутствующего размыканию заклятья…

Однако ничего не случилось. Цепь упала и осталась лежать в своём углу.

Борн ощупал ошейник – снять его он не мог, но в чём вред ошейника, если нет цепей?

Мрачный лик свободы замаячил вдруг перед инкубом, но сначала нужно было ещё одолеть дверь и решётку из адского дерева.

Утомившись спорить с Тиллит, Пакрополюс прислонился к пыльной стене. Ну что за упрямая баба? Возьми да подай ей место советницы в комиссии по людской морали! Чего там бабам-то делать? Перед кем задом крутить?

Старый демон вздохнул. Он-то возлагал на дурочку большие надежды: поматросить, так сказать, и отпустить на все четыре стороны. И как он проглядел в такой милой с виду особе коварную демоницу?

Да и как он возьмёт её в комиссию? Это дело правителей, назначать туда нужных, или наоборот, ненужных подданных. Тут уж как повезет: поскачешь сановным бесом, или станешь козлом отпущения. Ни от тебя самого, ни от должности это не зависит.

Сам-то Пакрополюс попал в комиссию по морали случайно, получив эту незавидную синекурочку в придачу к карточному долгу. Он и в подробности-то никогда не вдавался, в чём состояла сия смешная работа по надзору за людьми. Двуногие – вопрос кулинарный, не повар же он, в самом деле, чтобы разбираться в том, какой аромат даёт смертным тот или иной грех? И вдруг стало вопросом жизни и смерти вспомнить, за каким овощем создавалась эта самая «Магистериум морум»?

Пакрополюс начал копаться в памяти, вороша слой за слоем. Прожил он не одну тысячу лет, и последнюю тысячу память стала его подводить, пряча нужное и подсовывая всякую ерунду.

Несомненно, двенадцать тысяч лет назад, когда был заключён этот проклятый договор с людьми, из Ада на землю действительно изливался настоящий магический Глас. Проблемы возникли, когда к власти в Первом круге Ада пришёл правитель Змеякобус Змеедержец, которого в кулуарах именовали попросту Гадом. К обязанностям надзирать за людьми он относился с таким пренебрежением, что Магическое зеркало стало давать сбои.

Тонкая магия требует постоянной не менее тонкой настройки. И когда к власти пришёл правитель Ослякобус зеркало ему вообще не подчинилось. В нём что-то якобы подшаманили, а проклятый Борн получил тогда неожиданную и вполне приличную должность при адской конторе. Хотя в сообществе бесов уже ходили слухи, что Борн злоупотребляет механикой и способен покалеченному чёрту так привинтить вместо головы шар, наполненный шестерёнками, что бедный чёрт будет ходить с этим шаром словно заводная шкатулка.

Потом старый осел понял, какого джина может выпустить на волю этот несносный Борн. Создания Ада и без того почти бессмертны. Если калек чинить, привинчивая им утерянные конечности, а то и головы, Ад перенаселится. Чем кормить эту прорву? Как ей управлять, если без голов она станет ещё тупее?

И Ослякобус, видимо, проклял Борна, лишив его милостей и должностей пожизненно. А чем ещё насолишь инкубу? К прочим проклятиям они весьма устойчивы.

Проклял-то проклял, но что произошло с Магическим зеркалом? Не тогда ли к нему стали обращаться совсем уж редко?

Ну а в последние двести лет, когда правил этот выживший из ума и магического дара козёл, то есть правитель Якубус, уже и не могло быть, наверное, никаких сношений с людьми. Зеркало сломалось, а Якубус был точно не тем чёртом, что сумел бы создать настоящий магический предмет.

Как он стал правителем? А всё интриги, интриги… Бесовская ложа интриговала против конклава демонов, вот и доинтриговалась – черти под шумок узурпировали власть, посадив на трон, как водится, самого бездарного и тупого…

Старый демон покосился на Тиллит, не позабыла ли она уже свою пустую идею выбиться в моралистки? Но та сидела, надув губки, и позиций сдавать не собиралась.

Пакрополюсу, в общем-то, не жалко было бы принять демоницу в организацию, от которой он пока не видел никаких благ, приди это в голову ему самому. Дело-то было безобидное: права принимать кого-либо он не имел, и новый правитель тут же опротестовал бы это решение. Но поддаться на шантаж бабы?

Борн же тем временем химичил с магической дверью. Да, к ужасу прочих созданий Ада, он был прекрасно знаком и с химией. И знал, что будет, если смешать тёртый заколдованный камень и мертвую кожу существ глубинного Ада, катализированную живой кровью демона. Кровь была у него в избытке, а поскрести ошейник из кожи гургла можно было об ту же каменную дверь. Пропорций он не помнил, но со второй попытки дверь ослепительно вспыхнула и сгорела дотла.

К сожалению, вспышка не укрылась от стражи. Борн долго слушал стук собственного сердца и гул перебранки, наконец, раздалось совсем близкое:

– Нет, ты иди! Это я вчера проверял крайний коридор!

– Ах ты, ленивая свинья!

– От гуся слышу!

– От гуся?

– А ты – баран! Баран, бе-е!

Донеслись звуки потасовки, звон алебард…

Борн кинулся в свой угол, кое-как приставил к горлу цепь, вжался в камень. Стражники были бы смешны, не сиди он сейчас взаперти, в каменном мешке, где его магия почти не имела силы, разве что предвидение баловало иногда случайными картинами с воли.