Магистериум морум

Белка заворочалась на своём тюфячке, забормотала что-то неразборчивое. В доме префекта её держали за дурочку, но Алисса знала, что наивная деревенская глупышка просто слишком загостевалась в мечтах. Верно, и сейчас ей снились рыцари и добрые маги. Где она видела добрых магов? Вот разве что – одного?..

Женщина всхлипнула, вытерла слёзы подолом ночной рубахи и принялась увязывать в узел платья.

***

На острове уже спали. Лишь со стороны кухни тянуло ароматным дымком, видно, кухарка загрузила в коптильню домашние колбаски.

Фабиус сглотнул, было, слюну, но потом ему вдруг подумалось, что именно так же сглатывает и Борн, ощутив особенно «нагулянную» душу, и аппетит у него пропал совершенно. Интересно стало лишь то, какие души особенно возбуждают у демона голод – грешные или безгрешные?

Идущий сзади Борн шумно фыркнул.

«Не подслушивай!» – захотелось крикнуть магистру.

И тут же он подумал: а каково же в Аду, где каждый сумеет вот так?..

– Не каждый, – усмехнулся за спиной Борн. – Но и ты гонишь и гонишь себя по лестницам наук, чтобы хоть как-то защитить свои секреты.

– Наук?

– Я много изучал и Ад, и Землю.

– Это делало тебя менее уязвимым?

– Как и тебя здесь.

– Разве? – удивился маг.

– А что выделяет тебя из толпы черни, как не знания?

– Деньги, быть может? – подсказал Фабиус. – А у вас в Аду есть деньги?

– У нас есть карты, – сказал Борн, поразмыслив немного. – Карты выгоды.

– Никогда не слыхал о таком, – усмехнулся Фабиус.

– Радует, что такой титулованный и учёный маг постиг Ад не до самых глубин, – пошутил Борн.

Мост стал снижаться, и они замолчали, вглядываясь вниз. Было темно, но демон в темноте видел, пожалуй, даже лучше, чем на свету, а магистр знал на острове каждое дерево, каждый камень, и это тоже помогало ему ориентироваться.

– Что это? – демон указал на высокий каменный столб, торчащий из реки.

– Никто не знает, – отмахнулся магистр. – Говорят, что это опоры древних мостов, но разве бывают такие огромные мосты?

Маг искал глазами кусты сирени. Чем уж они привлекали его – он и сам не знал. Просто хотелось увидеть привычные с ранней юности зелёные ветки. Пусть и не цветущие, но и не уронившие ещё листья. Сирень эта сохраняла ярко-зелёную листву часто до самого снега. Каждый слуга на острове знал, что кусты сирени – любимое место магистра Фабиуса, где он любит стоять, наблюдая, как стрижи носятся над Неясытью.

Кустов Фабиус, однако, не узрел, как ни вглядывался вниз. Маг даже приостановился. Получалось, что на месте кустов пышно разрослись теперь поздние хризантемы с мелкими цветами. Неужели Дамиен велел выкорчевать кусты и посадить эту дрянь? Но – зачем? Уничтожить любимое место отца? Он… так стыдится его? Не хочет вспоминать?

Фабиус покачал головой, споря со своими же мыслями. Да, мальчик сумел подсмотреть за обрядом, который отец проводил над инкубом. Это было шесть лет назад. Дамиену едва минуло тогда десять. Он, наверное, так впечатлялся, что вообразил себе невесть что…

Да и что он мог вообразить? Опыта у ребёнка не было тогда даже в отношениях более привычных, маг понимал, что потрясти может и то, что дети наблюдают, порой, между отцом и матерью, а тут…

Борн шумно вздохнул, и маг спохватился, вспомнив, что мысли его открыты. С другой стороны – что он может сокрыть здесь от демона? Тот видел всё сам.

– Да, – сказал Фабиус вслух. – Я знаю, что виноват. Это было совсем не то, что можно показывать детям. Ты должен понять – сто пятьдесят лет у меня не было детей…

– Я? – Демон молниеносно догнал его и тоже остановился. – Я должен понять? Что именно? Как может быть оценена мной мера людской глупости?!

Он закрыл глаза, но сами веки его светились. Внутри же – бушевал огонь.

– Ты, наверное, очень хотел убить меня, когда мы встретились в доме префекта? – пробормотал маг.

– Я и его хотел убить, – сказал инкуб сквозь зубы. – И когда я увижу его сейчас – я захочу убить его снова! Но я знаю, что внутри человеческой оболочки – мой! Мой мальчик!

Магистр тяжело вздохнул.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Но мальчик такой же твой, как и мой. Идём же!

И они уже молча прошли последнюю треть моста. И через балкон проникли на средний этаж колдовской башни.

Мост потух, как только Борн ступил вслед за Фабиусом в круглую комнату. Там было всё так же, как его и оставил Фабиус. Только пахло затхлым, и серая бархатистая пыль лежала кругом.

Увидев любимое кресло, магистр Фабиус сразу обмяк, ощутил усталость. Он открыл окно, схватился было за тряпку, приткнутую у подоконника, чтобы смахнуть пыль. (Он сам убирал здесь). Но демон, оглянувшись по сторонам, исчез, слегка насторожив магистра. Потом Борн проявился снова и предупредил:

– Отдохни. Я теперь свободен перемещаться на острове и во вне его. Я найду, чем себя занять. На дворе ночь, тебе нужно выспаться.

– Но ты же…

– Не опасайся, я не трону здесь никого. И мальчика искать без тебя не буду. Судя по запаху – он на верхнем этаже башни. Пусть обвыкнется, поймёт, что мы не враги ему. В округе достаточно книг и пейзажей, чтобы меня развлечь. Если позволишь, я осмотрю и остров, будучи невидим для его людей.

– Смотри, что уж…

– А ты – отдохни!

Фабиус нахмурился: он сразу хотел и пить, и убрать из себя отработавшую воду. Отлить можно было прямо с балкона, а вот раздобыть вина или хотя бы горячего травяного чая…

Борн хмыкнул, и перед креслом мага появился маленький столик, сервированный большим глиняным чайником и двумя белыми обливными чашками.

Маг взял одну. Чашка оказалась из белого фаянса, очень приличной работы, но не новая. Похоже, демон спёр её вместе с чаем прямо из дома купца или цехового мастера в соседнем Лимсе.

– Выпей и ложись, – сказал инкуб. – Я предвижу, что завтра нас ждёт много забот.

Маг задумчиво кивнул. Проведя Борна на остров, он «пустил козла в огород», но мог ли он выбирать? Ведь если они и сумеют сделать что-то для мальчика, то только вдвоём. Борн силён, но Фабиус и в самом деле лучше понимает человеческую природу. Всё-таки он наблюдает людей уже 166 лет.

Фабиус налил чаю в две чашки, но инкуб уже испарился, и магу пришлось выпить обе. Потом он достал из стенного шкафа соломенный тюфяк, который не раз выручал его, когда бдение в башне затягивалось, улёгся не раздеваясь, накрылся плащом и скоро уснул.