Магия и тайна Тибета
Шрифт:
Отлично, у меня уже появились галлюцинации, но, может быть, мне это даже на руку.
– Послушайте, – обратилась я к трапа, – что со мной произошло. – И рассказала им довольно откровенно о моем видении и сомнениях относительно их честности.
– Это точно наш великий лама! – воскликнули они. – Хотел отобрать свой пхурба и, возможно, даже убил бы вас, если бы удалось. О! Джетсунма, вы настоящая гомченма, хотя некоторые называют вас пхилинг [66]. Наш цавай[67] сильный маг, и все же ему не удалось забрать у вас пхурба! Пусть он останется у вас, храните его – теперь он никому не причинит зла.
И заговорили все вместе, взволнованные и испуганные тем, что их лама-маг (еще более страшный, потому что принадлежит теперь
Разделяла их радость и я, но по другой причине: пхурба мой! Однако нечестно воспользоваться их смятением.
– Обдумайте все, – предложила я им, – тень могла обмануть меня. Что, если я там заснула и мне приснился дурной сон.
Они и слышать ничего не хотели: лама приходил, я его видела, и не сумел схватить свой пхурба; теперь я с помощью своей невероятной силы стала его законной владелицей. Признаюсь, я позволила себя уговорить.
Практики приобретения бесстрашия – вызов демоническим существам
Едва ли какая-нибудь страна может сравниться с Тибетом в богатстве, разнообразии и красочности народных сказаний о привидениях и демонах. Если принимать народные поверья, придешь к выводу, что злых духов великое множество и они превосходят по количеству население Страны снегов.
Принимая тысячи разных форм, эти злобные существа обитают, как говорят, на деревьях, скалах, в долинах, озерах, родниках и во многих других местах. Всегда готовые навредить, они охотятся на людей и животных, чтобы украсть их жизненное дыхание и насытиться им. Бродят просто так по лесам и высоким голым горам, и каждый путешественник рискует встретиться с ними за любым поворотом дороги.
Официальные ламаисты-маги призваны превратить или подавить этих ужасных соседей, чтобы остановить их нежелательную активность и трансформировать их в полезных, послушных слуг. В этом искусстве с ними конкурируют колдуны, почти всегда практикующие его с точки зрения использования силы злобных существ, которых они приручают для своих не менее злобных целей.
Что касается тибетских мистиков, они заключают с демонами своего рода сделки, связанные с психофизическими тренировками. Состоят эти тренировки из встреч, тщательно подготовляемых учениками: демоническим существам бросают вызов или дают милостыню. Эти обряды сильно отличаются от описанных в начале этой главы; они тоже могут показаться смешными или даже, с нашей точки зрения, неприятными, но всегда ставят перед собой полезные или возвышенные цели, например освободить от страха, пробудить чувства от бесконечных практических страстей, что помогает полностью от них отрешиться и в конце концов приводит к духовному просветлению.
Случается нередко, что доверчивые люди, твердо убежденные в объективном существовании тысяч демонов, отправляются к ламе-мистику и, желая вести религиозную жизнь, просят принять их в ученики. Никто этих простаков не прогоняет и не отсылает обратно в деревню с хорошим советом творить добрые дела и поступать по правде. Те из них, кто оказывается наиболее способным на пути к просветлению, могут рассчитывать на более продолжительное обучение. Если лама – настоящий адепт «Краткого Пути», он в первую очередь захочет дать своему новому ученику возможность освободиться от ужаса перед различными демонами. Пространные объяснения, демонстрации правильных и ошибочных примеров не принадлежат к педагогическим приемам, применяемым мистиками при обучении. Мастера просто помещают своих учеников в условия, когда под воздействием событий и ощущений пробуждаются рефлексы, позволяя приобретать знания. А степень усвоения этих знаний в процессе такого эмпирического накопления опыта зависит от интеллекта ученика.
Одного знакомого мне молодого человека учитель (лама из Амдо) отправил в пустынный, мрачный овраг, полный, как предполагалось, злобных, нечеловеческих существ. Там ему предстояло – так было велено – привязать себя к дереву или скале и ночью, призвав свирепых товоеов, которых тибетские художники изображают в виде
чудовищ, поедающих мозг человека, противостоять им. Какой бы ужас он ни испытывал, ему приказали противостоять соблазну отвязаться и убежать: он должен остаться на своем месте, привязанным до восхода солнца.Это едва ли не классическая практика, описанное испытание проходят многие тибетские послушники на первой ступени «Мистического Пути». Иногда ученики должны оставаться привязанными в течение трех дней и ночей или даже более длительный период времени, голодая и бодрствуя, – в состоянии истощения и голода легко увидеть галлюцинации.
Такого рода упражнения, естественно, время от времени приводят к трагическим последствиям. Во время моего путешествия инкогнито в Лхасу один старый лама из Царонга рассказал Йонгдену историю, иллюстрирующую это утверждение. Сидя в углу комнаты, «мама, на которую не обращали внимания» (это я), ловила каждое слово.
В юности этот лама и его младший брат, по имени Лодо, покинули монастырь и вместе с бродячим аскетом из другого района, который устроил для себя на время отшельническое жилье на горе Пхагри, последовали в хорошо известное место паломничества, расположенное недалеко от Дайула. Отшельник велел брату привязать себя за шею к дереву в горном лесочке, где якобы обитал Тхагз йанг, демон, обычно принимавший вид тигра, – ему приписывались все свирепые инстинкты этого хищника. Будучи привязанным как жертва к жертвенному столбу, молодой человек должен представлять себя коровой, которую привели сюда в качестве дара для умиротворения Тхагз йанга. Сконцентрировавшись на этой мысли и время от времени мыча, что поможет ему отождествить себя с этим несчастным животным, он сможет, если концентрация окажется достаточно сильной, достичь состояния транса и в этом состоянии, полностью утратив самосознание, испытать то, что ощущает корова, перед тем как ее съедят. Длительность упражнения – три дня и три ночи без перерыва. Прошло четыре дня, а новичок не вернулся к учителю. Утром пятого дня последний объявил старшему ученику:
– Я видел сегодня странный сон. Иди и приведи своего брата.
Монах повиновался. В лесу его ждало жуткое зрелище: тело Лодо, разодранное и наполовину съеденное, наполовину привязанное к дереву, кровавые куски разбросаны по соседним кустам. В ужасе собрал он страшные останки в свою монастырскую тогу и поспешил назад к своему гуру. Когда добрался до хижины, где тот жил с двумя учениками, в ней никого не оказалось. Лама ушел, взяв с собой все вещи, две религиозные книги, несколько ритуальных принадлежностей и дорожный посох с трезубцем наверху.
– Я почувствовал, что схожу с ума, – рассказывал тибетец. – Это внезапное бегство напугало меня больше, чем когда я нашел изуродованное тело брата.
– А что ваш учитель видел во сне? Знал ли о злосчастной судьбе ученика? Почему ушел?
Зная, конечно, не лучше, чем удрученный горем монах, почему лама сбежал, я подумала тем не менее: увидел он, что ученик его не вернулся, и испугался – ведь в лесу, полном диких зверей, с молодым человеком могло случиться несчастье. А возможно, и впрямь получил во сне мистическое сообщение о трагическом событии и решил, что благоразумнее исчезнуть, не дожидаясь гнева и мести семьи. Ну а смерть послушника можно объяснить совершенно естественными причинами: в этих местах много леопардов, бродят они по лесу – сама дважды встречалась с ними за два дня до того, как услышала эту историю[68]. Один из этих зверей, которого монах сам привлек своим мычанием, мог и стать виновником его гибели, прежде чем тот попытался развязать веревки и освободиться.
Но тот, кто рассказывал эту историю, и сидящие вокруг него слушатели дали совершенно иное толкование происшедшему: по их словам, демон-тигр схватил дар, опрометчиво ему предложенный. Неопытный ученик, сказали они, забыл произнести магические слова и совершить магические жесты, они защитили бы его. И за это большая вина ложится на учителя: не посылать бы ему ученика с задачей бросить вызов демону-тигру, не вооружив его ритуальными формулами – только они спасают в таких случаях.
В глубине души тот монах, испытывая боль за брата, хранил, однако, еще более ужасную догадку о причине трагедии; тихим, дрожащим голосом он произнес: