Макрокосм Сережи Бондаренко

– Это антинаучно, - рассеянно сказал друг, зависнув над своим списком, - мы можем ткнуть пальцем в небо, а там - скрытые дефекты.

– Все равно, пролистывая личные странички, дефектов не увидишь. На них все стараются выпендриться.

– Вообще-то, в чем-то ты прав, - Майк почесал ручкой в волосах.
– Нужен практический подход. Ты когда выписываешься? Завтра? Завтра практикой и займемся.

Я застонал и схватился за голову.

***

Хелена прилетала из Лондона с пересадкой в Москве. Мы вроде и выехали заранее, но пробки на серпантине у Геленджика не дали нам торжественно и со свежим букетом встретить родственницу. В маленьком регистрационном зале было уже почти пусто, мама цокала каблуками и причитала, отец молчал и, судя по виду, волновался. Я растерянно огляделся, поискав взглядом даму средних лет, какой представлял лондонскую тетку, но увидел несколько семейств с детьми и отдельно стоящую под таблом девицу с дредами. И тут мама тихо сказала:

– Боже мой! Это ж надо было так вырядиться. Сорок лет - ума нет.

Я посмотрел в том же направлении, на девушку с головой в косичках. И только тогда понял, что это Хелена. Я раньше видел ее только на экране дедова ноутбука, и там она была мутным образом с искаженными камерой чертами. Я иногда здоровался с этим тусклым лицом, но всегда уходил, потому что боялся помешать долгим проникновенным разговорам отца с дочерью.

Хелена обернулась и смотрела на нас с улыбкой. На тетке были джинсы, кеды и индийская рубашка ниже колен с яркой вышивкой вокруг горла и на рукавах. Запястья в браслетах, кожаных и металлических, в носу - сережка, блестящий зеленый камушек. Все это, а еще сеточку морщин вокруг глаз и руки с выступающими голубоватыми жилками, я рассмотрел, подойдя ближе.

– Леночка, - раскрыла свои пахнущие духами объятия мама, - выглядишь замечательно! Будто девочка восемнадцатилетняя!

Хелена улыбалась. От нее тоже пахло, только не сладко, а горько. Горьким мандарином с ноткой ванили и чая. Она обняла меня и пробормотала:

– Ну, Сереж, ну вырос! Такой цыпленок был... мелкий...

Я нырнул с головой в этот запах и вынырнул ошалевшим - совсем не такой ожидал увидеть свою сорокадвухлетнюю тетушку с непонятной личной жизнью. И эти ее длинные светлые косички, собранные в хвост выше затылка. И голос - глубокий, тихий, что нужно прислушиваться, с трудно уловимой странностью, то ли в произношении слов, то ли в интонации.

– А где Света?
– спросила Хелена, озираясь.

– Мы ее дома, на хозяйстве оставили, - поспешно отчиталась мама.
– Скоро увидитесь.

Не могла же она сказать, что для Светки не хватило места в отцовом вольво.

– Дед?
– спросила тетка.

– Все хорошо, ждет тебя, - ответил отец, глядя на сестру влажными глазами.

Они опять обнялись. Судя по папиным рассказам, в детстве были не разлей вода. Отец старше Хелены на семь лет, тетка была поздним ребенком, неожиданным подарком к сорокалетию бабушки.

В машине Хелена скинула кеды, поджала ноги и сидела на переднем сидении, развернувшись к брату, насколько позволял ремень безопасности, и глядя на того с умилением.

– Леночка, ты такая загорелая, - сказала мама, - ездила куда-то?

– Вырвались на неделю в Корнуэлл, - сказала тетка с непонятной гримасой.

– Понятно, - протянула мама, моментально среагировав на это множественное 'вырвались' и многозначительно поглядывая в зеркало заднего вида.

Но отец не видел ее приподнятой брови. Он расспрашивал Хелену о погоде и перелете. Ни слова о планах на будущее. Когда мы въехали в старую часть города, Хелена вытянулась и застыла, жадно глядя в окно. Мне казалось, я слышу, как у нее колотится сердце. Отец рассказывал, что его сестра всегда любила наш Бондаренковский дом, и когда пришло время уезжать на учебу в Англию, ревела и обцеловывала все стены. Она приезжала на похороны бабушки, но я тогда лежал в больнице с нервным срывом. Получается, у меня из всей нашей семьи от встречи с теткой самый большой шок, поскольку я меньше всех с ней знаком. Шок преодолим, разумеется, но послушать нашу маму, Хелена только и умеет, что куролесить и прожигать жизнь. Чего от нее ожидать - не знаю. Она ведь теперь от меня за стенкой будет жить. И самое обидное - вся Старая Кухня в ее распоряжении!

Дед стоял у порога, весь заплаканный. Тетка выскочила и тоже зарыдала, обняв отца, будто они каждый день по сети не общались. Мама бросилась к багажнику и схватила одну из тяжеленых теткиных сумок. А вот это уже диверсия с целью продемонстрировать Хелене, что у нас в доме прислуги нету и вообще, все держится на многострадальных маминых плечах. Я диверсию пресек. Просто взял из маминых рук сумку и поволок в дом, остальной багаж с радостью подхватил отец. Мама пожала плечами, мол, в кои-то веки ты, Сереженька, в чем-то помогаешь, хотя, конечно, не для родной матери стараешься, а для почти чужестранки.

Тетка с восторгом обежала сад, прилипла к стеклянной стене носом, подергала раздвижную дверь, но рабочие еще при прошлых квартирантах террасные двери намертво заблокировали - мама говорила, что ей важно слышать, как квартиранты через общий вход входят и выходят, а не через сад: мало ли, уйдут так потихоньку в день оплаты, и с концами. Потом Хелена зашла в холл, оглянулась, сказала рассеянно:

– Ремонт сделали?

И не дождавшись проникновенного отчета невестки о проделанной в недавнем колоссальной работе по благоустройству дома, пошла в гостиную. Там, на стене, висела единственная выжившая у нас ее картина - наш дом в купине цветущей сирени и желтыми каплями нарциссов у входа. Хелена рисовала ее, когда еще училась в Мергелевске, и мама всегда повторяла, что это мазня, но не выбрасывала, как остальные теткины рисунки, потому что боялась деда. Я в этой картине никаких художественных достоинств не наблюдал, красиво, привычно, немного оживляет потертый интерьер. Однажды, лет семь назад, полотно сорвалось с крюка, упало и проломило пару паркетных досточек углом тяжелой рамы. Это, наверное, укрепило маму в мыслях, что золовка умеет вредить на расстоянии, потому что паркет был старинный, а картина была мазней.

Хелена упала на диван, прикрыла глаза и сказала:

– Боже, пахнет все, как в детстве! С ума сойти!

Мы, семейство Бондаренко, смотрели на нее, сбившись в кучку у двери (только мама глядела на кеды тетки, которые та не удосужилась снять в холле), пока отец не сказал:

– Лен, в твоей половине тоже все по-старому.

Хелена встрепенулась и сорвалась с места, пробежала мимо и успела ущипнуть меня за нос, пропев:

– Сережка, поварешка, в тарелке картошка.

Дед рассказал про мои кулинарные экзерсисы, точно, дед! Предатель!

***

Отец просто помолодел на глазах, весь светился. Они с Хеленой, перебивая друг друга, вспоминали свое детство и юность. Дед, посасывая неприкуренную трубку, похмыкивал и иногда вставлял свою версию событий, и тогда они подпрыгивали и кричали:

– Точно! А я и забыл(а) совсем!

Один момент мы с родичами не продумали: в половине тетки почти не было мебели - квартиранты свои древние диваны, винтажный шкаф, убитые кресла и стол, естественно, вывезли, по какой-то причине оставив лишь ламповый телевизор, игравший роль тумбочки. Возник вопрос: где Хелена будет спать? Вспомнили, что у меня в комнате одно кресло - раскладное, перетащили с отцом, тетка была вполне довольна и потирала ручки, предвкушая покупку мебели, и расспрашивая маму, какие магазины лучше.

Спустилась Светка. У Хелены глаза округлились при виде племянницы, мама постаралась неловкую паузу заполнить трескотней, от чего вышло еще хуже. У тетки вырвалось:

– Света, да как же ты так, а?

Сестра сразу скуксилась и чуть не заплакала. Мама притянула ее к себе и погладила по голове, вызывающе повторяя:

– Мы справимся, справимся...

А тетка виновато застыла посреди своей студии. Я ее не осуждал. Слышал, как про Светку ее первоклашки говорят : 'у нас Светлана Петровна, которая жирная', хотя очень ее любят, считают самой доброй на свете и рисуют всегда в ромашках и красивых платьях. Просто дети всегда повторяют за взрослыми.

За ужином тетка очень прикольно рассказывала, как в Лондоне, когда с деньгами было совсем туго, она подрабатывала кэтситтером - присматривала за кошками, хозяева которых были в отъезде. Мама от этих историй пришла в полный восторг - подтверждалась ее теория того, что Хелена - голь перекатная. Тетка много жестикулировала. Пальцы у нее были тонкие и нервные.

– Прихожу - сидит на полу колобок, сам черный, глаза зеленые. Хозяйка перед отъездом дает мне книгу 'Уличный кот по имени Боб' и говорит, так многозначительно на мурзика своего поглядывая: 'Вы ему читайте почаще, пусть знает, какие на свете судьбы бывают'.