Малахитовый царевич. Сказки проклятых царств

«Гори, гори ясно, чтобы не погасло…» – голосом Златоцвета прозвучало в сознании, а потом раздался смех. Малахит поморщился.

– От меня-то ты чего хочешь? – спросил он, уперев тяжёлый взгляд в Рыбака.

Ответ был ожидаем:

– Дай оберег, господин! – умоляюще вскинулся харчевник. – Отворот какой сделай, чтобы про дочку мою думать забыл! Помоги, а уж я отплачу!

«Нет, Рыбак. Такого не умею. Зато по-другому могу», – подумал Малахит, чувствуя, как портится настроение. Не хочется, ой не хочется идти к Златоцвету! Но надо.

Жалко ведь девку. Пропадёт.

– Не волнуйся, помогу. Всё будет хорошо, – сказал Малахит, чеканя слова.

И, не слушая слёзных благодарностей, споро пошёл к выходу. Чем скорее он разберётся с неприятным делом – тем лучше.

Это как кость вправить – нужно лишь немного перетерпеть. Рвануть правильно, посильней – и всё.

«Гори, гори ясно…» – издевательски пропел Златоцвет в памяти.

Похоже, скоро он услышит эту песенку вживую.

***

В хоромах, что облюбовал себе наследник царя, было душно и светло от огней. Зато пахло, как в самом сумрачном и грязном кабаке среди ночи: пивом и вином, плотскими утехами и потом.

Проникнуть туда просто так не удалось: сперва пришлось разговаривать с охраной, и лишь позже, когда люди Златоцвета получили разрешение, Малахита наконец-то впустили внутрь. Вскоре, на подступах к спальне, он услышал переливчатый женский смех и пение. Похоже, сегодня брат заказал непотребную девку из весёлого дома.

«Двух», – поправил себя Малахит, но понял, что ошибся, когда бесшумно вошёл в открытую резную дверь.

– Гори, гори ясно-о-о… чтобы не погасло-о-о…

Царевич возлежал с тремя распутницами, что жарко обвивали его руками, ногами и волосами. Казалось, он вот-вот утонет в водопаде этих длинных, огнистых волос всех оттенков рыжего: лисьего, осеннего, пламенного…

«Пора спасать», – усмехнулся Малахит и громко, со всей силы, захлопнул дверь.

Девки тут же взвизгнули, прекратив ласкать своего господина. Вытаращились на мрачного гостя, что старательно обходил их взглядом.

– Чего тебе? Зачем явился? – спросил Златоцвет, сморгнув с глаз пелену похоти, и не спеша сел среди вздыбленных простыней. Прикрываться он не собирался. Так и сидел, как был, – распалённый, голый. С тем же брезгливо-насмешливым выражением на лице, что всегда возникало у него при виде брата.

– Я пришёл предупредить, – ровным голосом произнёс Малахит.

Златоцвет прищурился.

– Что? Никак, шутишь?

– Забудь о девочке из харчевни. Она под моей защитой.

Златоцвет моргнул. Потом расхохотался, резко откинув голову. Аж волосы, золотистые, как летний одуванчик, и яшмовая серёжка в правом ухе затряслись.

– Неужто сам её хочешь? Правда-правда? – отсмеявшись, ехидно спросил Златоцвет.

Малахит не ответил. Духота покоев давила со всех сторон, а оживший в глубине нутра гнев мало-помалу набирал силу.

– Хотя о чём это я? Ты же у нас особенный, – усмехнулся царевич и, взяв со столика у кровати кубок, отхлебнул вина. – Валяешь только кикимор и болотниц. Верно ведь, Малахольный?

Девки хихикнули от этих слов. Завозились, украдкой демонстрируя спелые, жемчужно-розовые тела, выученно изгибаясь покрасивей. Дразня. Клюнет – не клюнет?

– Желана под моей защитой, – невозмутимо повторил Малахит. – Я спас её в детстве и поставил отметину: тронет кто без согласия – мигом обессилит по мужской части. А ведь ты не хочешь стать хозяином дохлого червя. Верно, Ядоцвет?

Малахит улыбнулся тени, что мелькнула на лице брата. Поймал рукой комара, что залетел в открытое окно, и, небрежно сдув его с пальца, обратил в десяток таких же. Непотребные девки запищали, зашлёпали ладонями по голой коже, спасаясь от укусов.

– Ну так что, братец?

В чёрных глазах Златоцвета полыхнуло. Насмешки исчезли.

– Не нужна мне твоя дура! – выплюнул царевич. – Катись в болото!

– Вот спасибо, добрый молодец, – ответил Малахит, отвесив ему низкий шутливый поклон.

И, уже уходя, спиной чувствуя летящие в спину лютые взгляды-кинжалы, не утерпел: шевельнул пальцем и усмехнулся, когда Златоцвет, стремясь залить горечь поражения, отпил из кубка не вино, а тинистую воду.

Звуки рвоты, площадная брань.

Тихий писк комарика у самого уха.

Малахит вышел на свежий вечерний воздух. Вдохнул полной грудью. И, наконец, расслабленно улыбнулся.

Всё оказалось не так уж плохо.

ГЛАВА 2. КОСТЯНИКА. Пропавший мальчик

В загаженном переулке прошуршали и стихли неверные шаги. Метнулась из тайного гнезда потревоженная побирушка-крыса; жалостно звякнув, прокатилась пустая бутыль, брошенная пьяницей, а после наступила тишина. Пусто, ни единого человека.

«За дело», – приказала себе Костяника, остановившись.

Время поджимало.

Не обращая внимания на смрад и грязь, она присела на корточки, прошептала скороговорку вызова, а затем достала костяной нож. Аккуратное, короткое движение – и по тонкому пальцу сползла капелька крови. Капнула ровно в серёдку теней, сгустившихся у её ног. Впиталась в чёрную глотку нечистой твари.

– Чего хочешь ты? – вкрадчиво прозвучало в ушах, и тени, словно собачьи языки, игриво лизнули её сапожки. – Злата-серебра? Шёлка-парчи? Не томи, красавица, не молчи…

Костяника сердито тряхнула головой. Поправила шапчонку, что скрывала её рыжие волосы, и украдкой тронула мешочек оберега – драгоценный подарок от Ягыча.

Уж не первый раз призывает Гадюшника, а всё не может привыкнуть. Липкий он какой-то, противный.

– Надо ребёнка найти, – просто ответила она и, вытащив из кармана, положила к теням игрушку – расписного, трёхцветного петушка из дерева. – Пока поздно не стало.

Это был уже третий пропавший мальчик. Двух мёртвых, со следами чьей-то жестокости на телах, уже отыскали, подброшенных, седмицу назад, оплакали и похоронили – так рассказали Костянике, которая явилась в город по своим делам. А потом решила разыскать злодея.

Гадюшник выпустил чёрную пятерню. Обвил ею игрушку и, повертев так и сяк, вернул на место.

– Ну, ответь! – не выдержала Костяника.

– В одном подвале сидели дети, – прошелестел ответ. – Несчастней не было на белом свете…