Мальчик, Который Выжил

Мама перевела взгляд с Матвея обратно на башню, потом снова на меня, задумавшись

Я, гордо выпрямившись, упёр руки в бока и улыбался так широко, что ещё чуть-чуть — и уши бы задел губами. Настоящий архитектор, не меньше. Ну и? Долго мне ещё ждать? Хвалите уже дальше, не стесняйтесь!

— Ну ладно, — наконец произнесла мама, тихо выдохнув. — Возможно, это действительно разумно.

Мы с бородачом едва не подпрыгнули от радости. Разрешили! Это стоило отметить, и я не собирался откладывать празднование.

Без лишних раздумий я схватил пенопластовый кубик, и, вдохновлённый своим успехом, с криком:

— Ба-бах!

Нанёс по башне решающий удар. Точно в её уязвимое место — я ведь, как архитектор, знал его прекрасно. Чёрные стены рухнули с грохотом, а кубики разлетелись по комнате, словно фейерверк или брызги шампанского.

Я залился весёлым смехом, глядя на разрушенные останки своего творения. Это было великолепно.

Ксюня, которая всё это время обиженно сидела в углу, наконец не выдержала. Позабыв о своём дутье, она рванула к разбросанным кубикам, с любопытством начала их трогать, а потом — как и всё в её жизни — пробовать на зуб. Ну да, чем-то черные блоки напоминали шоколадки.

Мама тяжело вздохнула, её взгляд скользнул к Матвею, который в ответ лишь пожал плечами и неуверенно почесал затылок.

Но было уже поздно. Решение о пользе игрушек, видимо, уже утвердилось в её голове, и менять его она явно не собиралась.

А я, наслаждаясь моментом триумфа, уже прикидывал, какую башню построю в следующий раз… и как её разрушить.

* * *

Вечером мама, видимо решив, что моя активность с игрушками — отличный повод для начала воспитательной работы, взяла в руки внушительных размеров книгу. Она устроилась в кресле, с видом человека, готового передать важные истины, а я с Ксюней уже лежали в кроватке, готовые ко сну.

— Сегодня мы почитаем про известных Разрушителей, — произнесла мама мягким тоном. — Но не про тех, кто разрушал ради разрушения, а про тех, кто творил новое, придавал смысл хаосу. Были среди Разрушителей и великие политики, и реформаторы, и меценаты.

Она открыла книгу с яркой обложкой. Золотые буквы на фоне замысловатых вензелей. Классика. Но я-то знал, что будет дальше.

Это будут рассказы про типа благородных Разрушителей.

Мама начала читать, а я слушал вполуха. Среди упоминаемых имён мелькали старые знакомые — люди, о которых мне уже доводилось узнать в прошлой жизни. Некоторые даже довелось встретить лично. Всё это звучало убедительно и важно, вот только одного имени я не услышал.

Меня.

Ха, ну конечно, мама про меня не читала, поди, специально пролистала мое имя. Хотя в такой книжке я точно заслуживал место. Правда, маленьким деткам про таких магов, как я, обычно не рассказывают. Ну разве что для устрашения — чтобы плохиши знали, что бывает, если переборщить с шалостями.

Но если уж говорить о великих Разрушителях, то моё имя определённо должно было занять достойное место в этом списке

Я усмехнулся, слушая мамино повествование. Пусть пока читает про других. Моё время ещё придёт.

А ведь я был тем ещё Разрушителем. В прошлой жизни моё имя не ассоциировалось с созиданием. Генерал — это не та должность, которую связывают с мирными реформами. Моя слава была мрачной, иногда откровенно зловещей. Кто-то называл меня Безумным Генералом. Ладно, многие так говорили… Но только не мои подчинённые.

Потому что они знали, что я действовал строго по правилам войны. Правда, правила эти были предельно жестокими. Я был тем, кто соответствовал своим врагам — настоящим мясникам. Взять хотя бы ацтеков. Их жрецы с ножами, их жертвенники, омытые кровью, их ненасытная жажда боли и страха. Они дали миру свои кровожадные правила, а я принял их вызов. И победил.

— И вот так он позаботился о художниках… — голос мамы продолжал звучать где-то на заднем плане.

Тех, о ком читает мама, я бы без колебаний назвал трусами. Политики, меценаты, дипломаты — красивые истории, благородные примеры, вдохновляющие пустышки. И всё это — ни о чём.

Их секрет прост: они просто не развивали себя как настоящих Разрушителей и воинов. Они были слишком осторожны, слишком слабы, чтобы использовать свою Атрибутику до конца. Вот и всё.

Я на миг открыл глаза и бросил взгляд на Ксюню. Она уже тихонько сопела, свернувшись калачиком под одеялом. Спокойная, счастливая.

Интересно, зачем мама вообще читает? Мы же младенцы. Столько слов мы знать точно не должны. Ну, может, она просто для самоуспокоения это делает. Волнуется, бывает.

Я тоже закрыл глаза, решив последовать её примеру. Хватит воспоминаний. Пусть будет ночь без прошлого. Завтра, может, снова подумаю о былом, но не сейчас. Сейчас — только тишина.

Мама склонилась надо мной, её тёплые губы коснулись моего лба. Поцелуй был лёгким, почти невесомым, но тёплым, как лучик солнца в пасмурный день. На миг я почувствовал, как её ладонь мягко провела по моим волосам, успокаивая и убаюкивая.

— Спокойной ночи, — тихо прошептала она, и её голос прозвучал так нежно, будто уносил с собой все тревоги дня.

* * *

То, что мама была Алхимиком, ощущалось повсюду. Вездесущий запах трав или химических элементов будто преследовал её. Иногда он был едва уловимым, как шлейф аромата, а иногда накрывал с головой. Лаборатория явно где-то была в доме, хоть я её ещё и не видел. Вот и сейчас кабинет был пропитан запахами редких трав, которые, казалось, впитались в само дерево мебели.

Мама, сидя в кресле, усадила меня на колени и играла со мной. Её тонкие пальцы мягко щекотали мой живот, а ласковый голос что-то шептал, произнося шутки и смешные слова. Я смеялся — просто, чтобы порадовать её. Ведь, если честно, щекотки я так-то не боюсь, но как можно было не ответить на её старания?

Всё было тихо и спокойно, пока дверь кабинета вдруг не открылась.

В проёме стоял высокий мужчина с тревожным лицом. Слуга уже объявил его как графа Бастрыкина.

Несмотря на аристократическую осанку, граф выглядел так, будто готов провалиться сквозь землю. Он буквально стелился перед мамой, глубоко извиняясь за недавний инцидент.

— Уверяю вас, Ирина Дмитриевна, это больше не повторится, — произнёс граф, едва осмеливаясь поднять взгляд. Его голова была опущена. — Я искренне прошу прощения за этот инцидент, — добавил он, торопливо, словно надеясь смягчить ситуацию. — Просто наша тренировочная площадка сейчас на ремонте, а эхопса нужно было дрессировать. Раньше за ним такого не водилось…

Судя по всему, извинялся он за Асуру. Хотя, по-моему, извиняться за такого славного пса грешно!

Мама выглядела строгой, её холодный взгляд ясно давал понять: прощение — не её сильная сторона. Этот взгляд словно говорил графу, что второго шанса не будет. Однако спустя минуту напряжённого молчания она всё же кивнула.