Мальчик, Который Выжил
Шрифт:
Ну что ж, даже самые великие Разрушители начинают с пузырьков. По себе знаю.
И вот я наблюдаю, как Ксюня тянет свою пухленькую ручку к пузырькам, сосредоточенно глядя на них. Она пытается взорвать их раз за разом, с удивительным упорством для такой крохи. Её лицо напряжённое, взгляд серьёзный — прямо как у настоящего бойца.
Удивительно, но ей это, кажется, начинает нравиться. Медитация? Возможно. Девочка учится быстро, как будто интуитивно чувствует, что воля здесь важнее силы.
А ещё ей явно не хочется отставать от меня.
Я прищуриваюсь,
То-то иногда в её глазах мелькают крошечные искорки, похожие на отблески молнии. И сейчас тоже.
«Может, это её будущая Атрибутика даёт о себе знать?» — думаю я, наблюдая за её попытками. Интересно, что там? Гроза? Огонь? Кто знает. Но я точно уверен: если прикладывать усилия, это ядро доформируется быстро.
Ксюня упрямо продолжает подражать мне. Её личико сосредоточено, а маленькие губки шепчут что-то, едва слышное.
Воля — главное в этом деле. Если у организма есть предрасположенность, если ядро уже начало формироваться, Атрибутика обязательно проявится. Надо только подождать.
Зашедшая в детскую и севшая неподалёку мама, очевидно, тоже замечает изменения. Её взгляд сосредоточен на Ксюне. Наверняка заметила мелькание молний в глазах девочки. А теперь медленно поворачивает голову ко мне.
Её глаза сузились. Почему на меня-то смотришь, ма? Подозреваешь во мне наставника? О да, маму не проведешь. Но можно попытаться.
Я мгновенно делаю вид, что совершенно ни при чём. Более того, чтобы окончательно снять с себя подозрения, я делаю самый простой и понятный манёвр.
— Пи-пи! — невинно кричу я, изображая самого безобидного малыша.
И следом за мной Ксюня радостно выкрикивает:
— Пи-и!
Мама вздыхает и, махнув рукой, достаёт из тумбочки подгузники. А я, едва сдерживая внутренний триумф, улыбаюсь про себя. Отвлекающий манёвр сработал идеально.
Мама встаёт с места, качает головой и,с удивлением произносит:
— Даже вместе писаете?
Вообще, я до сих пор не понимаю, кто мне Ксюня. Сестра? Наверное. Но однажды я услышал, как служанка, проходя мимо, бросила будто бы мне:
— Суженая-то ваша подрастает, княжич.
Я тогда задумался. Слово «суженая» зацепилось где-то в памяти, но смысл его ускользал. Я точно слышал его раньше… или нет? Может, это просто синоним двоюродной сестры? Типа «кузины» у франков.
Я не стал уточнять у служанки по понятным причинам, да и неважно это сейчас.
На следующий день пузырьки мне надоели. Вот честно, сколько можно? В который раз я смотрю, как очередная цель разлетается на мыльные брызги.
Хочу что-то большое разрывать! Игрушки! Да, вот бы взрывать игрушки!
Или рвать.
Но, увы, мои руки пока слабые. Игрушки не поддаются. Даже когда я собираю всю свою волю, они остаются целыми, с невозмутимыми рожами. Плюшевые зайцы и мишки выглядят слишком довольными своей непробиваемостью.
Приходится снова возвращаться к этим надоедливым пузырькам. Единственная радость в том, что артефакт работает сам. Служанки каждый день наливают туда воду с мылом, и он продолжает производить пузырьки без остановки.
Я хмуро гляжу
на переливающиеся поверхности пузырей. Они уже взрываются по пятеро сразу. Это прогресс, конечно, но радости не приносит. Всё равно хочется большего.А вот Ксюню все устраивает, похоже. Она до сих пор продолжает играть с тем самым зайцем, которого я ей кинул.
— Кая… кая… — лепечет она своим тоненьким голоском.
Но внезапно её голос прерывается. Звук хриплый, будто в горле что-то застряло. Её лицо стремительно краснеет, глаза расширяются. Она хватается за горло, её рот широко распахивается, но звуки больше не выходят. Ни одной гласной!
Я на мгновение застываю, как будто кто-то ударил меня по голове. Что происходит? Ксюня, ты чего? Почему красная?
Но тут же отбрасываю оцепенение и бросаюсь к ней. Ползу изо всех сил, цепляясь за ковролин, толкая руками вперёд своё тело.
Добравшись до Ксюни, я толкаю её плечо, трясу, пытаюсь привести в чувства.
— Кю! — кричу я, но она не реагирует.
Её глаза широко раскрываются от страха, в них плещется немая мольба. Личико застывает, на нём только боль.
Я не поддаюсь панике. В груди всё сжимается, дыхание сбивается. Я терпеть не могу плакать. Это слабость. Но сейчас мне всё равно.
Я открываю рот и кричу. Громко, отчаянно, на всю комнату, на весь этаж. Это не просто крик — это зов подмоги. Мой вопль срабатывает. В комнату врываются взрослые. Их лица белеют, как простыни, пока они бросаются к Ксюне.
Я тяжело дышу, вцепившись пальцами в ковёр, наблюдаю за происходящим. В голове бьётся одна мысль: «Я сделал всё, что мог».
Но я не отвожу взгляда от Ксюни. Она ведь моя суженая. Мы в одной кроватке спим…
Комната наполняется взрослыми, как будто вся усадьба собралась в этом маленьком пространстве. Один из дружинников тут же подхватывает Ксюню и аккуратно кладёт её на стол, обтянутый мягкой тканью. На этом столе нам обычно меняют подгузники. Сейчас же это реанимационная.
Служанка, с выпученными от ужаса глазами, кричит:
— Лекаря сюда! Скорее!
Не проходит и нескольких секунд, как в комнату врывается мама. Её лицо белое, губы плотно сжаты. За ней, тяжело дыша, появляется родовой лекарь. Его круглая физиономия пылает, как переспелый помидор, а живот подпрыгивает с каждым шагом.
— Что случилось?! — срывается с его губ, но, увидев Ксюню, он сразу берёт себя в руки и бросается к столу.
Лекарь наклоняется над девочкой, открывает её рот еще шире и быстро осматривает. Его толстые руки двигаются ловко, но лицо становится всё мрачнее.
Я сижу на полу, не отрывая взгляда от происходящего. Стараюсь не шуметь, чтобы не отвлекать взрослых.
Лекарь нахмурился ещё сильнее, прищурился, наклонился ближе, внимательно разглядывая что-то в горле Ксюни.
— Киста! — громко объявляет он, его голос прорезает шум суеты в комнате. — Здесь киста, прямо в горле!
Мама хватается за стол, её лицо искажено страхом.
— Делайте что-нибудь! — кричит она, её голос почти срывается. — Она задыхается!
Лекарь стиснул зубы, его пальцы дрожат, но он быстро берёт себя в руки. Его руки начинают светиться мягким, золотистым светом — магическая энергия наполняет их. Атрибутика Порядка.