Мальчик, Который Выжил
Шрифт:
Князь задумчиво постучал пальцами по гладкой поверхности стола.
— Но вы-то, конечно, сохранили оригинальный ролик?
— Разумеется, — подтвердил Никулин, чуть выпрямляясь. — Канал скачал его для обзора.
Юсупов улыбнулся уголком губ и указал на плазменный экран на стене.
— Что ж… Давай посмотрим. Интересно, что же там такое сняли с этим младенцем, что даже обзор на него взлетел в виджет «популярное».
Сижу дома, на полу разложен конструктор, детали валяются в хаотичном порядке. Мы с Ксюней методично строим замок. Конечно,
Но тут мой взгляд цепляется за Ефрема, прошмыгнувшего по коридору. Он выходит из маминого кабинета, и вид у него, мягко говоря, потрёпанный. Глаза красные, плечи опущены, губы плотно сжаты, будто он изо всех сил пытается не выдать внутреннюю боль. Если бы его сейчас спросили, как дела, он, наверное, лишь скорбно посмотрел бы в потолок, молча развернулся и ушёл в закат.
Ну да, судя по всему, так и есть — его только что размазали по ковру.
Значит, мама всё-таки узнала, что он дал мне «Беретту».
Вопрос только — как?
Смотрю на бедолагу Ефрема — даже жалко его становится. Я-то целый, а он, похоже, хорошенько схлопотал. Медленно перевожу взгляд на Ксюню, которая сидит напротив, прилежно укладывая детали. Первая мысль — она.
— Ти маме не сдовала нас? — спрашиваю подругу.
Ксюня тут же вскидывает голову, обиженно надувает щёки, хмурит маленькие бровки.
— Неа! Конесьно! — возмущённо топает ногой. — Сава! Я же магила!
Киваю.
— Я так и думал, — вздыхаю.
Ксюня довольно улыбается, всем видом показывая, какая она молодец. Ну да, ну да, ей-то как раз можно доверять. Ксюня, сейчас крутящая в руках жёлтую детальку, самый надежный товарищ.
Но всё равно — теперь мне точно перекроют доступ к оружию. Никаких «Беретт», никаких «Макаровых» больше…. Внутри закипает досада, и я начинаю быстрее строить стены замка. Башни выше, стены толще, внутренний двор просторнее. А затем, когда всё готово, беру Дена и с прицелом запускаю его в середину башни.
Паук-булыжник радостно лязгает лапами, сметая стены с удовлетворением настоящего разрушителя. Он топчет руины, ползает по ним с победным видом, словно триумфатор. Его день точно удался.
Ну хоть у кого-то.
За обедом мы сидим за столом втроём: я, Ксюня и мама. Стол большой, накрытый чистой скатертью. Мама сегодня строгая, губы сжаты в тонкую линию, взгляд колючий, как иголки. Руки у неё сложены у тарелки, и даже как-то неуютно под её наблюдением. Берет вилку с ножиком механически нарезает кусочек мяса, будто делает хирургический разрез. Да еще поглядывает на меня хмуро.
Ефрем, который обычно топчется рядом, сегодня исчез из дома, словно его и не было. Наверное, зализывает раны где-то в тёмных коридорах, после того как мама устроила ему внушение.
Мы едим, и тишина прямо звенит. Слышно, как Ксюня сопит, пока сосредоточенно режет картошку, с серьезным личиком, не отвлекаясь.
Я выбираю момент. Поворачиваюсь к княгине и как можно невиннее произношу:
— Мам, а можно севодня мне с тобоя в лаболатолию?
Ложка в маминой руке зависает на полпути
ко рту. Она поднимает бровь, словно подумала, не ослышалась ли.— Зачем тебе в лабораторию, Слава? — подозрительно спрашивает. — Там ведь нет пистолетов. И разбивать ничего нельзя.
Ага, не тонкий упрек. Не удержалась-таки. Я мигом вытягиваю морду лица в самое воодушевленное выражение, открываю глаза шире, чтобы выглядеть как лупоглазый малыш, и громко заявляю:
— Алхимия интелесна! Хочу быть умна как мама! Тоже уметь саздавать плеоблазующие зелья!
Это срабатывает мгновенно. В глазах мамы вспыхивает огонёк радости, уголки губ поднимаются. Её взгляд смягчается. Алхимия — её Атрибутика, её работа. И мысль о том, что её сын хочет изучать её сферу, явно княгине Опасновой по душе.
Оказывается, так мало нужно, чтобы поднять родительнице настроение. Просто сказать, что ты готов перенимать её знания.
Но, конечно, у меня двойная цель.
Во-первых, нужно показать маме, что я не просто оружейный маньяк, а разносторонний и перспективный карапуз, впитывающий любые знания, которые можно использовать в будущем. Не хочу, чтобы мама плохо думала обо мне.
Во-вторых, у меня стратегическая цель — попасть в лабораторию и выяснить, какие алхимические штучки можно использовать в грядущей войне с системой «Юных нобилей».
— Хорошо! После обеда зайдем, Слава, — улыбается обрадованная мама.
Обед продолжается уже веселее, и вот на столе появляются лавандовые тортики. Воздух сразу наполняется нежным ароматом, от которого даже слюнки текут. Это просто блаженство! Я ем с полным наслаждением — в прошлой жизни такого точно не пробовал. Может, за десятилетия, что меня не было в этом мире, придумали новые рецепты, и вот этот шедевр — результат этих кулинарных экспериментов.
Но, увы, как бы я его ни смаковал, десерт заканчивается. На тарелке остаётся лишь несколько крошек, а мне хочется ещё.
И тут Ксюня вдруг протягивает мне свою половинку тортика.
— Сава! На, кущай! — заявляет она великодушно, заглядывая мне в глаза.
Я удивлённо поднимаю взгляд, недоверчиво моргаю.
— Дя? Пасиба! — тут же радостно хватаю её десерт. А Ксюня довольно смотрит, как я ем ее тортик.
Мама смотрит на девочку с лёгким изумлением.
— Ксюнь, но ты же любишь тортики.
Ксюня пожимает плечами с улыбкой:
— Девотькам надо фигулу блюсти!
Я с мамой синхронно переглядываемся.
— А кто тебе такое сказал? — осторожно спрашивает мама, удивленно выгибая бровь.
— Катя, — с важным видом сообщает Ксюня.
Мама чуть щурится.
— Ильина Катя? Княжна Ильина?
Ксюня пожимает плечами.
— У нас в глуппе одна Катя, — вставляю я.
— Значит, она, — кивает мама.
Я тут же делаю для себя пару ценных открытий. Во-первых, вот оно что! Катя — княжна Ильина. Это многое объясняет. В садике её явно уважают не просто так. А вот ко мне отношение другое — несмотря на мой титул княжича, персонал вместе с директрисой ведут себя так, будто я не вполне настоящий княжич. Система садика меня не боится. Видимо, дело в том, что мой отец-князь умер, а с ним и влияние семьи сильно убавилось.