Мальчик с Голубиной улицы

— Романов! — сказала розовая дама.

— Я, — хмуро откликнулся Микитка, и так мы впервые узнали, что у Микитки и свергнутого царя была одна и та же фамилия.

— Ты зачем, Романов, босиком?

Микитка мрачно оглядел свои расцарапанные, как камень загрубевшие, шоколадные ноги.

— Ну, чего же ты молчишь?

— А нету колес, — ответил однофамилец царя.

— Какие колеса? При чем тут колеса? — закричала розовая дама.

— Это у него ботинки так называются, — пояснил Котя.

И все рассмеялись.

Из комнаты с зеркальной дверью вышел человек в табачном френче с длинным лицом и жестким ежиком. Он с удовольствием оглядел строй, заложил руки за борт френча, отставил ногу и по-ораторски начал:

— Дети! Вы — преемники наших идеалов и наших деяний…

Преемники идеалов понуро стояли в строю, ожидая, что будет дальше.

Человек с ежиком вынул и вновь заложил руку за борт френча.

— Что говорил Песталоцци? — спросил он и обождал: может, кто-нибудь ответит. Но все молчали. — Песталоцци говорил: «В болоте нищеты человек перестает быть человеком». Понятно?

— Понятно, — нестройно отвечали мальчики.

— А что говорил Роберт Оуэн? — спросил человек с ежиком.

Мальчики смотрели на него, и им казалось, что он декламирует стихотворение.

А стоявшие позади мамаши и тети говорили:

— Ну, что же вы молчите?

Они утирали мальчикам носы, одергивали матросские курточки, поправляли бескозырки.

Микитка, босой, без шапки, стоял один и сам рукавом утирал нос.

— Нельзя рукавом утирать нос, мальчик, — тихо сказала розовая дама, — для этого имеется носовой платок.

Микитка, глядя под ноги, промолчал.

— Ну, раздайте им конфеты, — сказал оратор.

Розовая дама обошла всех и каждому дала из мешочка конфету и пряник. Мальчики стали тут же грызть пряники, а Микитка спрятал пряник в карман.

— Дети, расскажите, что вам сегодня снилось, — сказала розовая дама.

Дети морщили лбы и вспоминали.

— Мне снилась собака! — крикнул мальчик с удивленными глазами.

— И мне собака! И мне собака! — закричали со всех сторон.

— А ты что молчишь? Что тебе снилось? — спросила дама Микитку.

— А ничего, — ответил Микитка.

— Как же ничего? Что-нибудь да должно было тебе сниться.

— А спал, — отвечал Микитка.

Снова открылась зеркальная дверь, и из нее выкатился толстячок в клетчатом жилете, в пенсне, с серебряной бородкой. За ним вышагивал похожий на Дон-Кихота, ужасно длинный и тощий человек в бархатной кофте с бантом во всю грудь и поповскими волосами до плеч.

Увидев мальчиков, они тотчас же стали кричать и наскакивать друг на друга, как два петуха.

— Надо учить ребенка владеть рисунком и карандашом! — закричал Дон-Кихот. — Дайте им в руки карандаши, дайте им разноцветной бумаги. Дайте им, дайте им! — задыхался он, развязывая бант на груди.

— Нате вам! Нате вам! — кричал толстяк в клетчатом жилете и стал совать ему карандаши.

Но Дон-Кихот не брал карандаши и, размахивая руками, кричал:

— Общее развитие через глаза и руки… Из класса — на луга, в лес, где открыта великая книга природы…

Толстяк снял пенсне и ухмыляясь разглядывал Дон-Кихота.

А тот подбежал к окну, распахнул его и, глядя в окно на бегущие по небу облака, проговорил:

— Какие цветы первые расцветают? Когда прилетают аисты? — Вдруг он закрыл глаза и тихо, как во сне, сказал: — Школы с садом, с залами для труда и игр, где бы, играя, учились и, учась, играли… — Он открыл глаза и закричал на толстяка: — Шире двери! Войдите, алчущие знания!..

На маленьких кремовых табуретках, за такими же маленькими кремовыми столиками чинно и деликатно сидят маленькие мальчики, с бумажными сумками, в которых прячут конфеты, и пряники, и серпантин.

Каждому дали по цветному карандашу: наполовину красный, наполовину синий. И мальчики, как по команде высунув языки, стали рисовать в альбомах. У одних появились домики с дымом из труб. У других забегали собаки, похожие на лошадей, и лошади, похожие на собак. У третьих расцвели цветы, похожие на птиц, и запели птицы, похожие на цветы. Мальчики бурно вызывали какой-то новый, скоропалительный, еще невиданный и неслыханный, живущий в их воображении фантастический мир.

Микитка сидел над бумагой и сопел. Он слишком усердно нажимал на карандаш, тот крошился и наконец сломался. Тогда Микитка вынул маленький ножик со сверкающими лезвиями и с наслаждением построгал карандаш. И, утерши рукавом нос, снова принялся рисовать и сопеть. Мальчики заглядывали в его рисунок и пугливо озирались.

— Нарисовали, дети? — спросила розовая дама.

— Нарисовали, — хором отвечали мальчики.

— Ну вот, подходите по одному и показывайте.

Мальчики встали со своими рисунками в очередь.

— Что это у тебя такое? — спросила розовая дама, в лорнет разглядывая красный дом с красным дымом из окон и дверей.

— Пожар, — угрюмо отвечал Микитка.

— А зачем тебе нужен пожар? Разве не лучше было бы нарисовать дом?

Микитка молчал.

— А у тебя что? — спросила она второго мальчика.

— Пожар, — ответил мальчик.

— А у вас что? — спросила она, обращаясь к очереди.

— Пожар! Пожар! — отвечали мальчики, подымая над головой свои бушующие огнем рисунки.

— Господи! — сказала дама, ужасаясь. — Вы что, дети или пожарники?

— Пожарники! Пожарники! — хором отвечали мальчики. — Мы пожарники!

— Ну, хорошо, дети, беритесь все за руки, — и она хлопнула в ладошки. — Точка, точка, запятая, вышла рожица святая…

Мальчики насупились.

— Ну, что же вы стоите? Будем играть в кошки-мышки. Кто будет кошка? Вот ты будешь кошка! — обратилась она к Микитке.

Микитка не двигался с места.

— Ну, что же ты?

— Не хотим в кошки и мышки, — басом ответил Микитка.

— Как не хотите? — спросила дама.

— В кошки и мышки не хотим, — упрямо повторил Микитка.

— А во что же вы хотите?

Микитка потоптался на месте, оглянулся на товарищей и сказал:

— В чехарду.

— Фи! — взвизгнула дама. — Фи! Фи!

Она побежала куда-то и скоро вернулась с плечистым, белозубым молодцом в коротких, до колен, шароварах цвета хаки и в бутсах с подковками.