Мальчик в больших башмаках

Анастасия Ивановна не раз видела пленных - голодных, измученных. Передать им хлеб - первое, о чем она думала при этом. Слово «пленный» вызывало у нее чувство сострадания н доверия. Словно чуяла сердцем матери, что ее любимый Петя погиб в плену.

–  Есть хотите?

–  Не откажусь. Хотя, признаться, я в вашем огороде съел несколько сырых картофелин.

Боровский умылся, сел за стол, расправил пушистые черные усы.

–  Правда, последние дни нас немцы усиленно кормили. Три года мучили голодом, а то вдруг стали по-человечески кормить.

Анастасия Ивановна поставила па стол тарелку супа, положила печеную картофелину.

–  Хлеба нет, извините.

–  Вам показалось подозрительным, что немцы вдруг к нам так подобрели,- продолжал свой рассказ Боровский.- Мундиры дали новенькие, неношеные.

–  А вы что, польский офицер?

–  В том-го и дело, что нет. Простой солдат. Разве батрак в панской Польше мог стать офицером? Я и в армию пошел за несколько дней до войны.

Тадеуш умолк. Несколько минут он жадно ел.

–  Отобрали нас человек двадцать покрепче парией, дали мундиры, кормить стали как на убой. За что нам такая честь, думаем себе. Но мы хорошо знали гитлеровцев. Здесь что-то было не так. Потом один из нас пронюхал: повезут куда-то под Смоленск, в Катынь, где был до войны лагерь пленных польских офицеров. Ломали мы головы, зачем нас туда везут, да так ни до чего и не додумались.

–  Еще подлить?
– спросила хозяйка.

–  Не откажусь… Везли нас ночью, на машинах. Днем держали взаперти, приказывали спать. Едем, а мысль у пас одна: зачем немцам понадобилось пас в офицерские мундиры одевать и везти в Россию? Воевать против русских никто из нас не собирался…

Зинаида Сергеевна встала, приоткрыла дверь, чтобы лучше было слышно, что рассказывает поляк.

–  Недалеко от вашего городка, в лесу, ехавшая впереди машина, свалилась в кювет. Нас вывели и приказали вытащить застрявший автомобиль. Темно было. Охранники нас осветили фонариками, но и сами себя при этом ослепили. Мне удалось уползти в лес. Но вот что меня поразило: машина, которую мы толкали, была нагружена трупами. Запах от нее шел такой, что работать было невозможно. Я слышал, как шофер сказал солдату из охраны:

–  Пока я эту падаль довезу до Катыни, у меня кишки все выворотит. Пять раз тошнило.

Боровский отложил ложку.

Спасибо, пани. Если вы мне дадите костюм, я всю жизнь буду вам благодарен.

–  Да уж придется выручить. Средненький мой, Сережа, такой же высокий и худой. Вам его костюм подойдет.

–  Спасибо, пани!
– Боровский схватил ее руку и поцеловал.

НАШИХ ГОНЯТ!..

Пять дней ожидания показались Зинаиде Петровне вечностью. Все-все вспомнила она про Ванюшу за это время - от самого дня его рождения. Вот Ванюша с отцом возвращаются с речки. Она сердится:

–  Завтрак остыл. Где вы пропадали?

–  Так его же из воды не вытащишь, чертенка. Лезет в самое глубокое место. Ты гляди, Ваня, течение быстрое…

По вот отец куда-то исчезает. Ванюша один бежит к реке.

–  Куда ты, Ваня?! Утонешь…

Вдруг появляется Анастасия Ивановна.

–  Да не утонет…

Зинаида Сергеевна открывает глаза. Возле кровати действительно стоит хозяйка.

–  Успокойся, успокойся, голубушка,- говорит она, присаживаясь на кровать.- Сколько матерей на земле сейчас слезами обливаются. Ох, война, воина! Кто ее только выдумал. Я бы всех, кто хочет вопим, выслала на дикий остров, дала им оружие - стреляйте друг и друга, если вам хочется.

–  У вас есть кто на войне?

–  Есть, голубушка. Трос. Старший, Володя,- артиллерист. Женатый, двое деток. Сережка только перед войной женился, еще нет детей. А Петя - летчик. Самый молодой, холостой. До чего ж сердечный…- Анастасия Ивановна вытирает слезу. Почему-то при воспоминании о младшем сыне сердце ее тревожно ноет.- И нее хорошие,- продолжает она.- Сережа, тот ученый у меня, по-немецки учился. Политруком он. Тоже хороший. Да все хорошие. Когда росли, на детей Печалиных никто не жаловался, а вот теперь где они? А старик где? Сердце болит, когда ведут пленных…

Зинаида Сергеевна близко принимала чужое горе, и свое на время отступало. Но только на время. Потом ей вдруг начинало казаться, что Макс испугался и выдал ее. Явится она на свидание, а ее схватят. И никогда-никогда не увидит она Ванюшу, не сможет ему помочь. Партизанке не будет пощады.

В назначенный срок встреча не состоялась. Макс не пришел. Зинаида Сергеевна прождала три часа. Больше оставаться на вокзале было рискованно: прошли все поезда. Расстроенная, она возвращалась домой. Вдруг слышит лай собак, крики, выстрелы…

–  Гонят, гонят!
– раздались голоса.

Из-за угла выбежала женщина. Под платком она что-то прятала.

–  Кого гонят?
– спросила Зинаида Сергеевна.

–  Наших, в лагерь.

Зинаида Сергеевна поспешила за нею. Не доходя до центральной улицы, женщина юркнула во двор и припала к забору. Зинаида Сергеевна тоже отыскала щель. По улице гнали голодных. изможденных людей. Среди них были старые и молодые, даже дети. Женщина вытащила из-под платка кусок хлеба и, выбран удобный момент, бросила его в толпу. Кусок упал на тротуар. Маленькая, худенькая девочка протянула к нему ручки. Конвоир навел на нее автомат, но девочку тотчас же оттащили.

–  Галя, не тронь…

Тогда гитлеровец посмотрел, откуда мог упасть хлеб, словно нехотя дал очередь по забору и наступил ногой на хлеб, на который так жадно смотрели голодные люди. Зинаида Сергеевна, глядя вслед худенькой девочке, шептала:

–  Дети, бедные наши дети…

ПОЗДНО…

Зинаида Сергеевна сидела за столиком в буфете и нетерпеливо посматривала на железнодорожные часы. Было условлено: если Макс не придет в назначенный день, то явится в другой или третий. Случится ли это сегодня? Или завтра?

На станции было тревожно. Эсэсовцы бегали но перрону, кого-то искали. У мужчин проверяли документы.

На столе лежала немецкая газета. Чтобы чем-нибудь заняться, Зинаида Сергеевна развернула ее. В глаза бросился огромный заголовок: «Преступление большевиков в Катыни». На снимке были изображены убитые польские офицеры. Надпись гласила: «Германские войска обнаружили в Катынском лесу, под Смоленском, могилы с убитыми польскими пленными». «Так вот какая участь ждала того поляка!» - вспомнила Зинаида Сергеевна Боровского.- Удастся ли ему перейти линию фронта?»

Потом она снова думала о Максе. «Если этот рыжий фашист съест еще один бутерброд,- придет,- загадывала Зинаида Сергеевна.- Если спрячет,- нет». Рыжий съел бутерброд, потом еще с полдюжины…

«Какая глупость!» - злилась па себя Зинаида Сергеевна и снова искала, па чем погадать.

Макс пришел, когда, потеряв уже надежду, Зинаида Сергеевна собралась уходить. В руках у него был чемодан. Он внимательно осмотрел весь зал и только после этого подсел к Зинаиде Сергеевне.

–  Очень прошу извинить меня. Вчера я не мог прийти. Мой приятель из охраны лагеря был очень занят. Сбежал с транспорта какой-то поляк. Все были брошены па поиски.