Мальчики + девочки =
Шрифт:
Дружочек мой, осталась одна лекция!
Целую.
29 апреля
Милый, ходила обедать со шпионом Ральфом Фишером. Он проникся ко мне такой симпатией, что пригласил на ланч вторично. Попросил рассказать о моей частной жизни, в частности, о муже. Я спросила: о котором? Он с изумлением спросил: а сколько их у вас было? Я ответила: три. Он сделал мне старомодный комплимент: дескать, ничего удивительного. Я аккуратно рассказала про первого и последнего. Сам он женат шестьдесят два года. Я посмотрела на него внимательно и поняла, что в молодости и зрелости он был замечательно красив. Знаешь, как бывают красивы рослые стройные американцы с правильными американскими чертами лица. Как жаль, что старость все съедает. Дал прочесть автобиографию. Прочла с интересом. Оказывается, заслуга создания великолепного русского раздела университетской библиотеки принадлежит именно ему. Видно, что он любит Россию – отсюда интерес ко мне. Спросила, что значит G-2 (это военное подразделение, в котором он служил в конце второй мировой войны).
Была в гостях у Бобышева, в его офисе. Позвонила, а он говорит: я нашел в интернете заметку про наш вечер, про вас хорошо, а про меня ничего, я надулся, но за вас порадовался. Поскольку «Армори» и факультет иностранных языков в пяти минутах ходьбы друг от друга, я пошла поглядеть, что там. Текст про вечер называется «Кукурузная поэзия» – верно, потому, что Иллинойс – кукурузный край. Сегодня в Урбане читали свои стихи Дмитрий Бобышев и Ольга Кучкина. О них обоих я ничего не знал до сегодняшнего дня. Люди это весьма знаменитые, Бобышев – ученик Ахматовой, друг Бродского, ему Окуджава посвящал стихи и прочее-прочее. Кучкина – журналист «Комсомолки», писательница и поэтесса. Как я понял, она проводит в Урбане семестр, читает лекции, а Бобышев тут постоянный профессор. Народу было человек 15, чтение стихов прерывалось переводом на английский, смысла в котором не было, ибо ни красоты звука и слова, ни нити рассказа он не передавал. Ольга Кучкина очень понравилась. Трудно сказать что-то конкретное. Конечно, видна сильная традиция, безупречное искусство поэта и чтеца.Но главное – это чрезвычайное переживание окружающего, не притупленное жизненным багажом и чем бы то ни было. Я никогда не встречал поэта такой чистой пробы. Я думаю, такие были на вечерах в Политехническом музее, конечно, без перевода на английский. Парня зовут Сергей Фролов, очевидно, он очень юный человек и учится в Иллинойском университете. У него свой сайт и всяческая литературная болтовня. Бобышева напечатали в 5-м номере «Нового мира». Он, однако, не успел порадоваться, как получил удар: «Независимая» в журнальном обозрении написала, что этот поэт пропадал и лишь недавно возник из небытия и что его стихи – смесь Вознесенского с архаикой. Я, как могла, его утешала.
Мы с Дашей рвем бумаги. Как резидентура, которая покидает резиденцию.
Целую.
30 апреля
Суббота, стекла заплаканные, всю ночь и все утро идет дождь. Я не понимаю, где ты и почему молчишь. От этого нервничаю, и у меня дрожат руки.
Слава Богу, ты позвонил.
По субботам и воскресеньям я вижу приезжих – туристов из других американских городов или не туристов, а людей, у которых есть свой интерес к университету. Их можно узнать по тому, как они идут, обычно группками, и как смотрят по сторонам. Но даже если человек один, его можно узнать по другому поведению. Они выходят из «Армори», я направляюсь туда. И в который раз ловлю себя на мысли, что иду к себе , а они приехали к нам . Как будто я местная. Я сворачиваю дела и думаю о Москве, о тебе, а между тем, эта иллинойская весна как часть моей духовной и душевной жизни не отпускает и заставляет думать, что все будет не так просто, когда я покину ее.
1 мая
Жалко Бовина. Чувство сужения круга. Такое же чувство было, когда убили Юшенкова. Не близкие, просто знакомые люди, а с ними было лучше.
Ты спрашивал, как провели Первомай. Могу рассказать про Второмай. Пылесосила квартиру, вытирала пыль, вытряхивала половики, варила куриный бульон, мыла посуду, после чего душ и телевизор. В новостях NBS минут пять показывали плачущую толстую женщину, которая звонила в NBS, потому что у нее убежал муж. В NBS подавали сюжет как hot news – горячую новость. Не исключено, что этот Tomas Hinel и его жена чем-то знамениты, не знаю. Все-таки они иногда очень простодушны, американы, если не сказать больше. Зато есть канал классической музыки, где ничего не говорят, а показывают прелестные фрагменты концертов, опер, балетов и пр. Переключила кнопку – милая женщина с балетной спиной рассказывает о том, что всегда работала, работала и работала. Показали репетицию, где она танцует в паре с другой женщиной, а потом их концертный номер, где они отплясывают степ. Вторая очень хорошенькая, но меня привлекла первая. Я знала чем. Особенным лицом, напомнившим любимый фильм «Прорва» Нади Кожушаной и Ивана Дыховичного, в котором играет любимая Юта Лемперт, того же типа, что Грета Гарбо. Они оттанцевали – появились титры: «Тысяча и одна жизнь Юты Лемперт». Я расплылась от от удовольствия.
Вчера в прямом эфире демонстрировали correspondents ’ dinner в Белом доме. Тыщи две журналистов за столами. Я включила, когда Буш заканчивал речь, а после него выступал Джей Лино, известный комический актер. Речь его перебивалась разными смешными телекадрами, смонтированными специально для хохмы: с Бушем, Керри и другими политиками и известными журналистами. Народ катался со смеху. Среди народа были Колин Пауэлл и Кондолиза Райс, остальных не знаю. Буш тоже смеялся. По его смеху можно понять, что это ограниченный человек. Когда все кончилось, еще с полчаса показывали публику, как она растекается
меж столами. Все, как у нас: те же вытягивающиеся шеи, чтобы кого-то высмотреть, те же ищущие взгляды, а в целом равнодушие и бесцельность большой тусовки .Слушала Олбрайт и Киссинджера в прямом эфире. Они говорили о войне в Ираке, о том, что Буш проводит губительную для Америки политику, что уважение к Америке в мире падает, а экономика страдает. Олбрайт упирала на то, что есть другая Америка и люди должны это знать. На минувшей неделе не смотрела наши новости, так сложилось, но все, что видела про Ирак раньше, носит также отчетливо антиамериканский характер. Мне лично это не слишком приятно, но факты таковы, что советники Буша и сам Буш могут наделать делов в мире.
Целую и жду.
2 мая
Милый, это не американы простодушны, это твоя жена… не знаю, как выразиться пообиднее. Действительно, этот человек Хеймел сбежал. Но не от жены. А из иракского плена. Узнала из другой программы и теперь испытываю стыд за себя и свою поспешность. Стало быть, действительно, горячая новость. Вот что значит быть чужаком и вне контекста. А еще хвасталась, что чувствую себя как местная. Ничего не местная и ничуть не американская, а прежняя российская растетеха. Вот и Юта Лемперт звучит как Юта Лемпер. Вот и своего Ирвинга звала Джорджем, пока не посмотрела попристальнее на обложку, а там – Джон. Дочитываю последние страницы – много, много того, что и мне знакомо. В частности, отношение близких к написанному как к дурному поступку. Из чего же нам писать, как не из себя? А оно, увы, не всегда комфортно. Моя студентка Алисия, увидев, что я читаю эту книжку на уроке, сказала, что это ее любимый писатель и любимая книга, которую она впервые прочла в двенадцать лет. Видишь, а я впервые читаю – в страшно сказать сколько лет.
Стало быть, ты перевел восемьдесят компьютерных страниц, а я написала восемьдесят. А приехала в Америку с тридцатою шестью. В общем, четыре месяца провела не зря, правда? Как и ты. И мы можем сказать друг другу, что молодцы.
Смешно, что ты написал, чтобы я тебе купила краску, которую я давно купила (потому что внимательна к тебе).
Скажи, пожалуйста, а у нас есть деньги? Дело в том, что я денег не привезу вовсе, и хочу тебе об этом сказать. Я вышла в ноль. Все ушло на налоги, квартиру, еду и некоторое количество покупок. Наташа предупреждала, а я не верила. Предложенная сумма так мне понравилась…
Береги себя.
Целую.
4 мая
Милый, у нас жарко, свежескошенные газоны отчего-то пахнут морем (может быть, водорослями), и появилась новая радость – кусты, обсыпанные мелким белым цветом, как снегом. После твоего звонка вышла посидеть на солнышке, прочла первую работу из двадцати трех. Оказалась, Шеннон. Она одна из самых сильных учениц, награжденная именной стипендией у Рона, помнишь? Знает несколько языков, училась в Париже, свободно чувствует себя в материале и потому говорит обо всем просто, ясно и выразительно, а главное, от первого лица, высказывая четко свою позицию. Она получит А+. Эта та девочка, которая вначале перешептывалась и пересмеивалась с Томом, крайне меня смущая. Не знаю, были ли реальные резоны думать, что смеются в мой адрес, но я думала. Вчера, на заключительном уроке, она несколько раз повторила: thank you, thank you for everything , с влажными глазами, и у меня были реальные резоны думать, что это искренне.
Опишу тебе мой последний урок. Пришли все двадцать три. Я сказала: в прошлый раз некоторые студенты отсутствовали, и специально для них я рассказываю, что у нас был the honours lesson (по аналогии с honours banquet ), на котором все студенты были recognized (признаны, отмечены). Возникло некоторое напряжение, на которое я и рассчитывала. Я сделала паузу и закончила: остальные будут отмечены сегодня. Общий выдох, все расслабились, засмеялись, а мы с Дашей раздарили остатки наших богатств (кому не досталось вещей – тем я написала на открытках с грифом «КП» разные тексты с одним смыслом: верю, люблю, надеюсь). Шеннон получила кружку и закричала радостно: о, это в мою коллекцию! Мы ей угодили. Я сказала: это каждому на память о классе, в котором я оставляю частицу своего сердца, а мне на память будет фотография, которую мы сейчас сделаем на улице, после чего вернемся и закончим наш цикл. Том опоздал, и его не будет на фотографии. Жалко – он стал одним из любимых студентов. Даша взяла фотоаппарат, но у нее не оказалось цветной пленки – сняли на черно-белую. Эшли Филлмер (которой я, между делом, сказала, что она написала хорошую статью) ластилась, как котенок, ты увидишь ее на фото рядом со мной. Вернувшись в класс, я начала последнюю лекцию словами, что она не будет слишком длинной, но будет серьезной. И в полчаса прочла им «Медиа-рынок в России сегодня» (сокращенный вариант).
В тот день в пять часов вечера университет официально закончил весенний семестр. Мой класс, как тебе известно, начинает занятия в шесть. Я думала, у них будет разгильдяйское настроение. Они слушали меня – словно это было самое важное событие в их жизни. Я была ошеломлена. Закончила тем, что если кто-то что-то хочет сказать, пожалуйста. Они стали аплодировать – видимо, это и было то, что они хотели сказать. Пятидесятилетний Стив из Нью-Мехико спросил, уезжаю ли я в Москву или остаюсь в Америке. Я ответила, что уезжаю. Он спросил: с какими чувствами, со смешанными или стремлюсь домой. Я ответила: стремлюсь, но со смешанными. Смеялись. Этот Стив, встретив Дашу накануне, сказал ей, что это был самый любимый его класс. На обратном пути я предположила: наверное, он хотел, чтобы я осталась в Америке и он бы на мне женился. Даша не поняла моего юмора. Все!!!!!!!!!!!!