Мальчишник
Шрифт:
…Неслышным шагом, легче снега, легче времени входит и пушкинская муза. Она знает, что Пушкину уже предсказано магическим шаром-оком, что «умрет от своей жены».
— Будь молода, потому что ты молода, и царствуй, потому что ты прекрасна, — говорит поэт жене.
Все внимание сейчас подарено только ей одной. Муза не вольна сейчас над поэтом.
А потом — крытый белой скатертью стол, белая посуда, белый свадебный обед, где распоряжался Левушка Пушкин, обед под возгоревшиеся воскояровые свечи и с неизменными друзьями по вчерашнему прощанию с молодостью — мальчишнику.
Свой идеал, свою мечту Он раз а Москве заветной встретил . . . . . . . . . . . . . . И счастлив…Арбат — разрытый, перекопанный. Горы земли, щебня, камней, кирпича, металлической арматуры; бочки с краской, олифой. Грохот лебедок, гул компрессоров и отбойных молотков. Экскаваторы, подъемные краны, самосвалы, бензовозы. Ни один год москвичи пробирались, продирались по Арбату, безропотно преодолевая строительно-реставрационные работы. Но вот стало тихо: Арбат начали мостить специально для него привезенной красноватой и черной плиткой — «арбатский булыжник». Его клали на желтый песок. Несколько месяцев был слышен мягкий резиновый стук резиновых молотков. И на этом новом старом Арбате реставрировался, восстанавливался дом… свадебный дом Пушкина.
В комнатах — тишина. Сверху, с потолка, смотрят херувимы, держат маленькие лиры. В гостиной гирлянда небольших золотых венков над синими шторами, белые, полукруглые, высокие печи, между которыми стоит «полуночная» конторка Пушкина — сколько за ней было написано полуночных стихов!.. Навешены высокие двери с бронзовыми ручками и высокие створки окон. К форточкам привернуты желтые запорчики. Я вспомнил, как совсем недавно знакомый мне паркетчик еще раз протер паркет тряпкой, чтобы я увидел, убедился, какой силы рисунок — черные и брусничного цвета звезды, зубчики, конверты, уголки, квадраты. Некоторые сорта дерева привезены из Мексики.
— Думаю, Александру Сергеевичу понравится, — сказал паркетчик.
Давно снята с белых колонн у лестницы предохранительная бумага, опробованы светильники-жирандоли с хрустальными подвесками. Прошла окончательную проверку кровля, построено на трубе навершие, отделаны чердачные окна. Покрашена решетка балкона. Сам дом — бирюзового цвета, а бирюза — память о тех, кто умер от любви…
У Натальи Николаевны было кольцо с бирюзой. Было кольцо с бирюзой и у Пушкина. Кольцо Натальи Николаевны хранится в Ленинграде. Кольцо Пушкина, к сожалению, потерял Данзас — уронил в снег, и горе Данзаса было беспредельным.
Бирюзовый дом. Новое его пробуждение — Арбат, снег, морозец на стеклах, кажущееся потрескивание дров в печах, звон посуды, скрип дверей, запах закипающего самовара и ранние арбатские сумерки-шорохи, пробравшиеся в дом. В одно из кресел брошены трость Пушкина и большой веер Натальи Николаевны.
— Блажен кто находит подругу — тогда удались он домой… — говорил Пушкин.
Москвою Пушкин был рожден, Москвою был крещен, Москвою был обручен и обвенчан. И брачные венцы до сих пор хранятся в Москве, в собрании Оружейной палаты. Лежат на темно-зеленом сукне. Сплетение лавровых позолоченных ветвей с красными из рубинов бантами, с синими наверху «орехами» и с бриллиантовыми крестами. Низ украшен эмалевыми медальонами, выложен жемчугом и тоже рубинами. Рубины капельками рассеяны и по ветвям лавра, алые капельки на лаврах…
Татьяна Николаевна Борис — хранительница венцов — совсем еще молодая, в красных брючках, почти десятиклассница, рассказывала мне:
— Венцы из церкви Большого Вознесения. По преданию. Клейма мастера нет. Судя по многоцветности, полихромии, скорее всего изготовлены в Москве, в начале XIX века.
— То есть в пушкинское время?
— Да. На медальонах изображены Христос, Богоматерь с родителями, святая Екатерина — всегда чистая, Пантелеймон — всемилостивый, Прокопий, что значит опережающий, успевающий. К нам в Оружейную палату венцы поступили в 1931 году.
— Ровно через сто лет после свадьбы, — заметил я. — Венец, которым венчалась Наталья Николаевна, поврежден: один бант наполовину отломан, — обратил я внимание.
— Не реставрировали, не трогали пока.
— Может, и не надо? На них отражается время.
— Я хочу в Московской патриархии поискать документы Большого Вознесения. Опись имущества, все до конца уточнить. Я ведь историк.
— Может, не надо? Пусть сохраняется
предание.— Устное, — уточнила Татьяна Николаевна.
— А похитить их в семнадцатом году не пытались? — Это я вспомнил ГИЕБХУ и как из Успенского собора похитили патриарший посох.
— Думаю, что пытались. И вывезти за границу. — Потом Татьяна Николаевна сказала: — В стародавние времена венчали на Руси кокошниками.
— И песни пели, как сокол-соколович поймал себе горностаюшку, — добавил я.
Хранятся в Оружейной палате и кареты, правда императорские.
Зимний, снежный, солнечный день. Гости. И какие! Пушкины, Ганнибалы, Гончаровы, Хитрово. Правнук Пушкина Григорий Григорьевич. Ему 72 года. На пиджаке — орден Отечественной войны. Сражался на Курской дуге, освобождал Харьков, Сумы, Николаев, форсировал Днепр. Праправнучка Пушкина Юлия, дочь Григория Григорьевича. Наша знакомая Ксения с двоюродной сестрой Наташей из рода Гончаровых. Наташа, как и Ксения, гидролог. Здесь и Ирина Гончарова — она почвовед, и Игорь Гончаров — кандидат физико-математических наук. И Ганнибалы, приехавшие из Ленинграда, и еще Пушкины, и еще Гончаровы — Маша Гончарова, студентка Ленинградского медицинского института. Ей 20 лет. Сын Ксении Максим, только что получил диплом инженера-строителя. У кого-то в руках книжка Русакова «Потомки А. С. Пушкина». Листают, что-то выясняют, смотрят родословные росписи. Александр Сергеевич и Наталья Николаевна собрали их сейчас здесь всех вместе у себя в гостях на торжество, и они нарядные, праздничные, оживленные. В своих беседах они одновременно и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Корреспондент «Комсомольской правды» Б. Утехин напишет: гости вспоминали, узнавали здесь, в доме, знакомые вещи, многие из которых еще недавно хранились в семьях. Семьях Пушкиных, Ганнибалов, Гончаровых, Хитрово. Кто они сегодня потомки великого поэта? Они разные. Старые и молодые, модно одетые современные люди.
Григорий Григорьевич Пушкин напишет в день открытия музея в моей записной книжке для Натальи Сергеевны Шепелевой, которая заболела: «Наташа! Жаль, что не была. Целую, будет звонок. Гриша Пушкин». Елена Дмитриевна Гутор-Кологривова. Я держу ее об руку: по-прежнему со зрением у нее плохо, но по-прежнему она шутит, смеется:
— Миша, держите меня крепче, чтобы я не упала где-нибудь кучкой!
Специальных очков сделать не удалось.
— Не волнуйтесь, Елена Дмитриевна, я вас поймаю… слухом, — весело отвечаю я. В отношении того, чтобы «ловить слухом», — тоже ее слова, как вы помните.
Потом в доме Елену Дмитриевну усадят в кресло, в котором, возможно, сидел на свадьбе Павлуша Вяземский. Большое, широкое, с откидными полочками по краям. В одной из комнат висит знакомый портрет: Екатерина Николаевна Лопухина-Хитрово — вишневого цвета платье, на рукавах шитье, накинута белая шаль — прабабка Елены Дмитриевны, хозяйка арбатского дома, а сейчас, значит, хозяйка дома Елена Дмитриевна, как единственная наследница. Здесь же и книжка-дневник прабабки: перенесен сюда с Кропоткинской. То, что все эти вещи сохранились, мы обязаны и тете Кате Долгоруковой, двоюродной сестре отца Елены Дмитриевны. О ней часто вспоминала Елена Дмитриевна в наших вечерних беседах по телефону: читать Елена Дмитриевна не могла, смотреть телепередачи не могла, и вот мы с ней беседовали по вечерам по телефону.
Елене Дмитриевне на карточке-приглашении посетить сегодня квартиру Пушкина на Арбате — пишет на память об этом дне Н. Н. Гончарова: «Желаю быть такой же бодрой духом всегда» (она слышала, как Елена Дмитриевна весело говорила: «Держите меня крепче, чтобы я не упала кучкой!»). И ставит подпись: «Праправнучка Н. Н. Гончарова». И Ксения оставляет на приглашении слова приветствия: «Дорогая Елена Дмитриевна, очень счастлива была познакомиться с Вами. Надеюсь на встречу в будущем. С уважением Гончарова-Любомирова». Расписывается и Григорий Григорьевич Пушкин: «На память. Григорий Пушкин». Я прошу Елену Дмитриевну, как правнучку хозяйки дома, тоже расписаться на торжественном билете. Помогаю ей, направляю «руку с шариком», чтобы шарик не сполз с билета. Билет теперь у нас с Викой. Елена Дмитриевна умерла летом 1987 года. Похоронена на кладбище старого крематория, недалеко от Марии Гартунг.