Маленькая волшебница

— Они просили денег? — с любопытством спросил Юмил. — Твой братец и…

— Нет, у братца хватило ума не попадаться мне на глаза. Видимо испугался, что разозлившаяся волшебница превратит его в хорька или что-то похуже. А вот его нахальная женушка пришла, не постеснялась. И трех дочек привела. Одела бедненько, но чистенько, хотя та родственница накупила им платьев, я потом узнавала, и привела, чтобы на жизнь пожаловаться и уговорить меня помочь ее дитяткам найти мужей получше и побогаче. И знаешь, я ведь добрая, и я наверняка помогла бы этим девицам выйти замуж. В том городке и писарей хватает, которым знакомиться с девушками некогда, и счетоводов. Да и кто-то получше мог соблазниться премиленькой мордашкой и объемным бюстом средней, но их мамаша сделал большую ошибку. Она заявила, что только благодаря некрасивому поступку ее мужа я там, где я есть. Что это судьба его вела. И что я теперь обязана оплатить эту помощь. Представляешь?

— Представляю, — сказал Юмил, нехорошо прищурившись. — И что ты им ответила?

— Попросила уйти. Вежливо попросила. Но эта настойчивая женщина, вместо того, чтобы извиниться и попробовать все исправить, стала мне рассказывать о долге перед семьей. Что моего несчастного брата, проигравшего сумму, которой у него отродясь не было, могли убить, оставив трех маленьких девочек сиротками. Что мой сестринский долг был помочь, а я сбежала, и им еле-еле удалось доказать, что они к моему побегу непричастны и отдавать все тот же долг уже не должны. Ну и много еще чего. Я даже спросила, почему она в таком случае сама не отправилась в тот бордель отрабатывать мужнин долг, у нее и личико ничего тогда было и фигура. Но эта мымра заявила мне, что я не имею права такое предлагать замужней женщине. У нее ведь репутация и дочери, которым еще замуж, это я была никому не нужная сирота, которой они и сама судьба помогли возвыситься. В общем, она тоже считала, что результат стоил чего бы то ни было, и что она ни в чем передо мной не виновата. Ведь все для моего блага.

— Хм, — сказал Веливера. — Мелана, ты преувеличиваешь, все вовсе не так, я всего лишь…

— Я знаю, что все не так. Но ты ничего не говоришь, и для Лиин ситуация выглядит не намного лучше, скорее всего. Я понимаю, что тебе легче сразиться с драконом, чем попробовать вести себя, как распустивший хвост Каяр, но даже мне, мудрой женщине, с моим множеством жизней, очень приятны те же нелепые ухаживания Ошина, даже его плохие стихи приятны, хотя я осознаю, что узнай он обо мне все, наверняка бы сбежал в ужасе. А Лиин молодая девица. А ты ведешь себя так, словно она твоя напарница-волчица, для которой слова «долг» и «дисциплина» важнее каких-то там романтических бредней. Вот только, Юмил, никакого долга у нее нет. И дисциплине ее ни в школе магии, ни на болотах не учили. А школы для благородных девиц она счастливо избежала. Иначе была бы сейчас в лучшем случае еще одной Уточкой. Юные элана, побывавшие в этих жутких школах, все такие — робкие, наивные и уверенные, что без мужчины они ни на что не способны. А многие такими и остаются, даже когда житейский опыт получают. Собственно, если тебе нужна покорная жена, которая будет радостно встречать улыбкой, не задавать вопросов и ничего не требовать, тебе надо было идти на ее поиски в такую школу, а если…

— И что мне делать? — с интересом спросил Юмил. Мелана вздохнула, удержалась и не погладила его по голове.

— Прочти письмо, попытайся понять, что тебе пытаются сказать и не веди себя как бесчувственный болван. Проклятье, если женщина для тебя важна, сделай для нее хоть чуточку больше, чем делал для тех, что были не важны.

— Хм, — отозвался Юмил. — Врать, рассыпаться в комплиментах, преувеличивающих все, что только можно…

— Юмил!

— Мелана, вы, женщины, иногда очень странные, просите одно, желаете другое, мстите за третье.

— Мужчины не лучше, — проворчала Мелана. — Читай письмо. И чтобы завтра у нее пропало желание в очередной раз швырнуть тебя об стену.

— Хм, — повторился мужчина. — Знаешь, у нее такое лицо делается… забавное.

— Болван!

Традиционные наряды императорских невест, которые на следующий день выйдут замуж, выглядели так, словно эти невесты отравлялись поучаствовать в древнем кровавом ритуале, причем в качестве жертвы. То ли платья, то ли ночные рубахи были белые, длинные, горловина затягивалась на шее тесемочкой, широченные рукава полностью скрывали руки, а серый обрывок веревки заменял пояс. Кроваво- красная вышивка на подоле и плечах только усугубляла впечатление. И девушки очень радовались, что ехать просить благословления женской богини надо было не босиком. Потому что ехали они на самом деле недалеко. И почти половину пути прошли пешком, по широкой улице, ведущей к храму, которая могла похвастаться остатками древней дороги из красного камня, кучей колдобин и запретом на любые прогулки, кроме пеших. Богиня, видимо, за что-то не любила лошадей и повозки.

Зато она обожала толпы людей и полевые цветы, под которыми невест пытались похоронить, швыряясь целыми вениками.

И уклоняться не то чтобы было нельзя, просто некуда. Невестам оставили узкий проход. И люди, если бы не сдерживающая их стража с ростовыми щитами, могли бы дотянуться до девушек руками.

— Мне страшно, — прошептал кто-то за спиной Лиин, когда один из стражников покачнулся из-за толчка в спину.

Лиин глубоко вдохнула, отогнала желание сгорбиться и попытаться стать меньше и гордо пошла дальше. Тем более идти уже было недалеко — храм, выстроенный из того же красного камня, что и древняя дорога, возвышался этакой стрелой-башней буквально в десятке шагов.

В храме оказалось пусто, мрачно и холодно, у девушек даже появились сомнения, что богиня, в честь которой его выстроили, действительно любит женщин. Зато ощущение, что тут их и принесут кому-то в жертву, росло и крепло.

— Идите сюда, дети, — пошелестело откуда-то справа так жутко, что пугливая Уточка взвизгнула и вцепилась в руку оказавшейся рядом Василька.

Невесты немного постояли, подумали, кое-кто оглянулся, но подсказать, что делать дальше, было некому, сопровождение осталось на улице, а потом все-таки пошли. Робко и несмело. И очень медленно.

Как ни странно, с каждым шагом становилось все теплее и светлее. И храм из мрачного склепа превращался в величественное светлое помещение. А на невидимых до сих пор стенах расцветали нарисованные цветы, появлялись удивительные птицы, а потом и вовсе красивые пейзажи.

— Вступая в брак, вы вступаете в темноту и неизвестность. Вы не знаете, каков ваш муж и вам предстоит постепенно его изучить. А он будет изучать вас, — шелестел голос невидимой женщины. — И если этот мужчина действительно был предназначен для вас, с каждым шагом ваша семья будет светлее, а дом уютнее. А если нет, вы погрузитесь во мрак и можете потерять себя. Так что подумайте, девы. Может, вам еще не поздно сбежать? Может, чье-то богатство и имя не стоят того, чтобы провести рядом с ними всю жизнь, терпя мужа, которого вы будете ненавидеть? Может…

Лиин, которой голос и храм чем дальше, тем больше казались чем-то нереальным, сосредоточилась на даре, потрясла головой, а потом зажмурилась и резко открыла глаза.

Иллюзия пропала вместе с пророчащим то счастье, то несчастье голосом. И оказалось, что девушки стоят посреди пустой квадратной башни. По ее стенам змеится ввысь лестница и упирается в крохотную дверцу под самой крышей.

Оглянувшись, Лиин увидела закрытую дверь. Зато впереди была еще одна, открытая.

— Иди, волшебница, — насмешливо сказал откуда-то сверху надтреснутый старухин голос. — Раз смогла вырваться из тумана так быстро, то либо твоя сила равна тому, кто его создавал, либо ты умеешь не поддаваться своим чувствам. И то, и то очень даже неплохо. Особенно поначалу. Иди.

— Благодарю, — робко прошептала Лиин и действительно пошла к открытой двери. А девушки так и остались стоять за спиной, сбившись в испуганную стайку.

— Не беспокойся за них, каждая выйдет, когда будет готова преодолеть свой страх,

— сказал голос за спиной, и Лиин еле сдержалась от того, чтобы оглянуться. Почему-то казалось, что это будет неправильно. — Иначе нельзя. Иначе жертвенные невесты действительно пропадут.

— Ага, значит жертвы, — прошептала Лиин и вышла из башни.

И оказалась на небольшой площадке, посреди которой росла яблоня и стоял сруб колодца. Площадка заросла травой, и в ней едва виднелась дорожка, выложенная плоскими овальными камешками, собранными на берегу. А под яблоней стояла скамейка, на которой вольготно расселся душечка Змей. И он улыбался, светло так, что хотелось улыбнуться в ответ.

— Лиин, нам нужно поговорить, — сказал он, вставая на ноги и жестом приглашая присаживаться. — Я даже место вам погрел.

Девушка передернула плечами.