Маленький стрелок из лука

– Нравится?
– спросила она, глядя на него.
– Кругом город, люди, а здесь тихо и никого нет.

– Есть в Ленинграде места и поинтереснее, - сказал Кирилл.

– Мне это нравится, - с ноткой разочарования в голосе ответила она.

– Вы солнца боитесь?
– спросил он.

Здесь было сумрачно и пахло влажной землей и гниющими листьями. Кое-где среди каменных глыб виднелись полоски грязного льда с вмерзшими в него бумажками и окурками.

– Вам не кажется, что вы задаете глупые вопросы?
– холодно поглядела она на него.

– При встрече с вами я всегда глупею, - улыбнулся он.

– В таком случае вам лучше не встречаться со мной, - сказала она.

– Что вы?
– сделал он испуганные глаза.
– Это невозможно!

– Почему?
– уже мягче поинтересовалась она.

– Потому что вы мне очень нравитесь.
– Он чуть было не брякнул, что взял для нее билет на самолет, но удержался: чего доброго, она совсем примет его за дурака...

– Опять вы за свое...
– в ее голосе прозвучали грустные нотки. Она смотрела прямо перед собой.

А ему хотелось взять в руки ее толстую косу и взвесить: она почему-то казалась ему очень тяжелой, будто сплетена из черного металла.

– Я все время думаю о вас и жду звонка, - продолжал он.
– А вы все не звоните...

– Вы непохожи на человека, который день и ночь дежурит у телефона, - усмехнулась она.

– А вы бы этого хотели?

– В том-то все и дело, что я ничего не хочу, - ответила она и, помолчав, прибавила: - Тем более морочить вам голову.

– А вы этого и не умеете делать, - заметил он.

– Кирилл, я любила, была замужем, у меня ребенок...

– И у и что?

– Вы считаете, этого мало, чтобы научиться в жизни кое-что смыслить?

Жизнь, конечно, нас многому учит, но совсем не для того, чтобы разочаровывались в ней, - сказал Кирилл.
– Я тоже любил... Ну и что же? Прошла эта любовь. И я не считаю, что мне не повезло. В отличие от всего бренного, одна лишь любовь вечно молода. Она не стареет. Никогда. Любовей бывает много, а настоящая - одна. Но люди плохо в этом разбираются, иногда случайную любовь принимают за настоящую, отсюда и все беды: разочарования и все такое...

– Вы хотите сказать, что у вас и у меня была любовь ненастоящая?
– Евгения с интересом смотрела на Кирилла.

– Не знаю, как у вас, а у меня - да, - сказал он.

– Пережив эту ненастоящую любовь, мы теперь с вами имеем право на настоящую? Правильно я поняла вас?

– Каждый человек имеет право на настоящую любовь, на далеко не каждый это право использует.

– Все это слова, дорогой Кирилл!
– сказала она.
– Вы случайно лекции на тему "Что такое любовь и как с ней бороться?" не читаете в домоуправлении?

– Почему в домоуправлении?
– улыбнулся он.

– Не хватит же у вас мужества говорить все это современным молодым людям? А в домоуправлении на лекции ходят лишь пенсионеры и домохозяйки...

– Я уже взял два билета на пятое мая, - перевел Кирилл разговор на другое.

– Разве вы едете не один?
– Она не смотрела на него. Глаза ее были устремлены на троллейбус, который круто сворачивал с улицы Софьи Перовской к каналу Грибоедова.

– Мы едем вдвоем, - улыбнулся он.
– Вернее, летим. Вы и я.

– Здорово вы за меня решили!
– восхитилась ока.
– А если бы я вам не позвонила и мы не встретились?

– Вы бы позвонили, и мы обязательно бы встретились, - спокойно ответил он.
– Иначе и быть не могло, Евгения.

– Вы или до неприличия самоуверенны, или...

– Вот увидите, будет по-моему, - сказал он и взял ее теплую узкую ладонь в свою руку.

Она сделала слабую попытку освободиться, но он не отпустил. Ее рука осталась в его ладони.

– Покажите билет!
– потребовала она.

Кирилл достал из внутреннего кармана пиджака два билета. Евгения внимательно прочитала и вернула назад.

– Евгения Воронцова...
– произнесла она, будто прислушиваясь к звучанию этой фамилии.
– Какая же я Воронцова?

– Вы почему-то упорно скрываете от меня свою фамилию.

– Она очень простая, - ответила она.
– Соловьева.

– Красивая фамилия... По мужу или девичья?

– Моя фамилия, - ответила она.

Они молча сидели на камне, еще сохранившем в своих глубинах зимний холод. Наверное, и Евгения почувствовала это, потому что первая встала и поправила плащ. И снова коса ее тяжело колыхнулась: Кирилл протянул руку - и его пальцы охватили упругую теплую, перевитую петлями косу. Она действительно была тяжелой.

– Вы хотите дернуть меня за косу?
– блеснула она в его сторону глазами.
– Тогда скорее, пока у меня хорошее настроение!

– Я и в школе-то не дергал девчонок за косы, - сказал он и невольно прижал косу к лицу. Она пахла уже знакомыми ему духами. Наверное, французскими, потому что такой стойкий запах только у них бывает.

Она высвободилась и легко вспрыгнула на каменную площадку. Вслед за ней поднялся и Кирилл. На широких каменных ступенях собора и у дверей остановилась экскурсия. Худощавая чернявая девушка бойко стала рассказывать об истории создания Казанского собора. Туристы задирали головы и рассматривали своды собора, украшенные лепкой. Они прошли мимо, по влажным нечищеным дорожкам разгуливали голуби. Птицы сидели на обнаженных головах Кутузова и Барклая де Толли, равнодушно взирающих с гранитных постаментов на многолюдный Невский.

– Почему вы не носите с собой альбом и карандаш?
– поинтересовался Кирилл.

– Я вам говорила, что уже с год не держала кисти в руках, - после некоторой паузы ответила она.

Он чуть было не спросил: на что же она живет?
– но промолчал, посчитав, что задавать этот вопрос бестактно.

– Вы хотели, наверное, спросить, каким образом я деньги зарабатываю?
– догадалась она - Иллюстрирую детские книжки. Недавно сдала макет с оформлением и тридцатью рисунками.

– А говорите, кисть в руках не держите.

– Рисунки я делаю карандашом, - пояснила она.
– А кисть - это совсем другое, - она с неудовольствием взглянула на него.
– Не будем больше об этом, ладно?

Напротив Елисеевского магазина она свернула в скверик к памятнику Екатерины Второй. Кирилл уже заметил, что ее, как магнитом, притягивают к себе памятники, соборы, дворцы. Вот и сейчас она направилась в сквер машинально, по привычке. Кириллу и самому нравилось это красивое местечко: великолепный скульптурный памятник, сквер, а через площадь Пушкинский театр, бывший Александринский. На скамейках сидели шахматисты, окруженные болельщиками. Площадь перед театром пересекали стройные, модно одетые женщины. Они скрывались в служебном театральном подъезде. Наверное, актрисы спешили на репетицию или на утренний спектакль.