Маленький журавль из мертвой деревни
Шрифт:
— Что такое с мастером Чжаном?
— По бабам таскался!
Директор Се наскочил на Сяо Пэна:
— Что, дружишь с этим разложенцем?
Сяо Пэн не ответил, взглянул на могучую спину Чжан Цзяня, потом на его развязанные ботинки — шнурки превратились в грязные веревки и болтались туда-сюда. Сяо Пэн учил в техникуме русский, но так и не выучил — группу распустили, а его направили подручным в администрацию завода дожидаться нового распределения. Следом за процессией из клуба он прошел в отдел безопасности, дверь перед ним закрылась, и он оказался в толпе секретарей, машинисток, уборщиц, все разом подались вперед, чтобы слышать, как допрашивают Чжан Цзяня.
Допрос шел то тихо, почти беззвучно, а то вдруг взрывался криком,
Наконец снаружи услышали, как он заговорил:
— Что такое «аморальное поведение»?
— Это когда женатый крутит шашни на стороне, — взялся объяснять дознаватель.
— У меня с моралью все в порядке, — ответил Чжан Цзянь. — Я только с женой этим занимаюсь.
Дознаватель снова прогрохотал, как будто к репродуктору подали питание:
— Что, в клубе с женой это самое веселее выходит?
За дверью все расхохотались, машинистки покраснели до самых ушей, сморщили носики: до чего же стыдные, гадкие слова!
— Чем же вам с женой так приглянулась задняя сцена клуба? Ты уж расскажи, просвети меня! — дознавателю казалось, что этот подозреваемый попросту насмехается над его логикой и здравым смыслом.
Чжан Цзянь снова пустил в ход свое отточенное молчание. Дознаватель запугивал: накануне приезда великого вождя председателя Мао ты занимаешься разложением, позоришь рабочий класс — наказание будет суровым. Партийных за такое исключают из партии, беспартийным урезают зарплату. Если не признаешь свои ошибки, не расскажешь все начистоту, а будешь плести ложь и обманывать органы безопасности, то вина твоя только удвоится! Молчишь? Хорошо! Хочешь все обдумать — это похвально. Даю тебе три минуты.
— Еще раз спрашиваю: кто та женщина, с которой вы нарушали партдисциплину?
— Моя жена.
Теперь пришла очередь молчать дознавателю.
— Жена? Так зачем ей сбегать? — интеллигентно поинтересовался директор Се. Кажется, у него с логикой было получше, чем у дознавателя.
— Сбежала? — вставил дознаватель. — Перво-наперво, если то была жена, зачем ей с тобой прятаться по углам? Не лучше ли дома под одеялом это самое — привольно и тепло!
Под дверью снова дружно расхохотались. Сяо Пэн вдруг вспомнил о чем-то и выскользнул из толпы, сбежал вниз, вскочил на велосипед и быстрее ветра полетел в жилой квартал.
Теперь ясно, почему Чжан Цзянь с Дохэ всегда приходят домой друг за дружкой. Скрытник Чжан Цзянь, ни черта из него не выбьешь, а любовь крутить не дурак, всю нежную сочную травку вокруг заграбастал себе в пасть. Сяо Пэн был уверен, что другого объяснения тут нет. Приехал к дому Чжан Цзяня, соседи сказали, что Сяохуань ушла в столовую жилкомитета. По их подсказке отыскал жилкомитет — две большие комнаты над рисовой лавкой, в одной комнате у окна сложили несколько печек, к каждой прикрутили по жестяной трубе и вывели их наружу. Из второй комнаты сделали детские ясли, целая толпа ребятишек возилась на тростниковых циновках, распевая: «Если носить цветок, то большой и красный!» [64]
64
Китайская коммунистическая песня «Если кого и слушать, то партию».
Пока было настроение, Сяохуань пару-тройку раз помогла в столовой на кухне, но просто так удрать оттуда у нее не вышло. Кадровые работницы жилкомитета призвали ее остаться в столовой главным поваром, провели политучебу, разъяснили, что «трудиться почетно», и даже показали репетицию номера из эстрадного представления шочан [65] :
Набелила щечки, Косы расчесала, Но не ходит на работу — Кто ж ее полюбит!65
Традиционное эстрадное представление с пением и прибаутками.
Спустя две недели работы в столовой Сяохуань стала бегать по врачам, брать больничные то на день, то на полдня.
Увидев Сяо Пэна, она выскочила навстречу, ласково улыбаясь и всплескивая испачканными в муке руками:
— Соскучился по сестрице Сяохуань?
— А дети где? — перебил Сяо Пэн.
— В яслях, — Сяохуань повела гладким покатым плечом в сторону соседней комнаты. Метнулась обратно к плите, открыла паровую решетку, сняла с нее витую пампушку:
— Горяченькая!
— Сестрица, послушай, что я скажу, — прошептал Сяо Пэн, пятясь к двери на лестницу. — С мастером Чжаном беда!
— Что такое? — Сяохуань мигом сняла фартук и бросила его на перила террасы. — Что за беда?
Сяо Пэн жестом велел ей скорее идти за ним. На лестнице Сяохуань ногами промахивалась мимо ступенек, чуть не свалилась сверху на Сяо Пэна. Выпалила:
— Покалечился?
Спустившись вниз, Сяо Пэн оглянулся к ней и сказал:
— Нет, не то, хуже. С увечьем жить можно.
Сяохуань мигом прикусила свой болтливый язык. Она все поняла.
Но когда Сяо Пэн рассказал ей, что слышал у дверей отдела безопасности, сестрица вдруг прыснула прямо в его озабоченное лицо. Сяо Пэн подумал, что эта женщина совсем спятила, как она не понимает, что мужу ее теперь конец!
— Я-то решила, что он за мной оттуда выбежал! Жду его, пожду, нигде не видно, сама думаю: никак по другой дороге удрал. Пойдем, пойдем, отведи сестрицу в ваше управление!
Сяо Пэн оседлая велосипед, Сяохуань забралась на заднее сиденье. За пять минут, пока ехали, он спросил только:
— Сестрица Сяохуань, значит, в клубе, с мастером Чжаном… Точно была ты?
— А то стала бы я прикрывать этот его таз дерьма? Думаешь, сестрица Сяохуань такая простофиля?
— Так вы…
Сяохуань снова рассмеялась, ее смех показался Сяо Пэну каким-то грязным и недобрым:
— Братец Сяо Пэн, вот появится у тебя женщина, узнаешь: если приспичило — ты сам себе не хозяин.
Сяо Пэн замолчал. Словам Сяохуань он не верил, зато верил тому, что знал о ее нраве: эта женщина сопернице и крохи не уступит, даже собственной сестре.
Перепрыгивая через ступеньки, Сяохуань поднялась в управление завода и зашагала по коридору в отдел безопасности, на ходу оправляя одежду и приглаживая прическу. Желтоватые от завивки волосы Сяохуань повязала носовым платком и убрала за уши; красивая женщина, хоть и за тридцать давно. Оказавшись у нужного кабинета, она даже стучать не стала, сразу повернула дверную ручку.
Дверь распахнулась, Чжан Цзянь вполоборота сидел напротив большого письменного стола, спиной к входу. Сяохуань неторопливо прошла в кабинет, словно актриса чжэвдань [66] , которая выходит на сцену.
— Слыхала, вы за меня вознаграждение объявили. Вот я и пришла! — ее припухшие красноватые глаза щурились в улыбке, но буравили всех насквозь. — Который из ваших законов запрещает супругам жить семейной жизнью? Если дома с женой спишь — это у вас называется «делить брачное ложе», а если где в другом месте — уже «аморальное поведение»? Есть здесь неженатые? — она обернулась и окинула глазами физиономии собравшихся в кабинете. — Есть, так пусть выходят, я все начистоту выложу, а им это слушать ни к чему.
66
Чжэндань (дань в темном халате) — одно из женских амплуа Пекинской оперы, воплощает строгость в поведении и следование конфуцианским канонам.