Малькольм

— Мне спалось очень хорошо, — церемонно заявил Малькольм.

— Прекрасно, прекрасно, — ответила Элоиза.

— И, кажется, я знаю почему, — продолжил Малькольм.

Элоиза и Джордж уставились на него.

— Потому что этот пианист пахнет кокосами, — заключил Малькольм с выражением медленного триумфа.

— Кокосы! — воскликнул Джордж Лидс. — Я принимаю это за комплимент, Малькольм.

Малькольм хотел было продолжить, но Элоиза Брейс объявила, что он ей нужен на пару слов, как можно скорее.

— Я только надеюсь, у вас нет ко мне ничего личного или серьезного, — Малькольм разволновался.

— И да, и нет, — сказала ему Элоиза. — Дело в том, — продолжила она, расправляя постельное белье, — что я хотела бы тебя нарисовать.

Малькольм вяло улыбнулся.

— Элоиза хочет написать твой портрет, — пояснил пианист.

Малькольм кивнул.

— Хорошо, — сказала Элоиза. — Этот портрет практически заказной, понимаешь? Есть у меня такая мысль, что мадам Жерар захочет портрет, когда он будет окончен. Так что мы должны начать немедленно, как только ты допьешь кофе…

— Но сегодня утром мне нужно попасть на скамью, — ответил Малькольм.

— Скамью, — повторила Элоиза. Она лишь мельком слышала об этой части жизни Малькольма. — Нет, нет, мы обо всем договорились с управляющим отеля. Ты переедешь сюда, пока не будет готов твой портрет.

— К пианисту? — Малькольм взглянул на Джорджа Лидса.

— Ну не совсем. То есть, у тебя где-то будет комната, хотя сейчас мой дом переполнен. Окей? Хорошо, поторопись, Малькольм, — распорядилась Элоиза. — Мы не можем терять времени.

— Это ничего? — Малькольм обернулся к пианисту.

Джордж Лидс ответил, зевая:

— Понимаешь, Малькольм, я всегда остаюсь при инструменте. Все остальное, даже такие милые люди, как ты… я за них не особо держусь, не в обиду будь сказано.

Элоиза Брейс выжидающе наблюдала за Малькольмом.

— Элоиза начала его портрет! — говорил мистер Кокс Кермиту, который лежал в свирепой простуде, покрытый одеялами, на диване в своей студии.

— Куда Малькольм не ступит, повсюду распускаются цветы, — хрипло отреагировал Кермит.

Мистер Кокс сделал продолжительную паузу, а затем сказал:

— Ему просто повезло, что он нашел нас.

— Вы, разумеется, имеете в виду, что ему повезло найти вас, — Кермит быстро сел в кровати. Его ноздри затрепетали от усилия.

— Давайте не будем спорить, пока вы больны, — ответил мистер Кокс.

— Мне никто не может запретить спорить, — напомнил ему Кермит. — Когда я не смогу спорить, я не смогу жить.

Мистер Кокс собрался отпустить какое-то замечание, — скорее всего, метафизического свойства, — но Кермит опередил его.

— Тем не менее, я не могу дождаться, когда Элоиза Брейс закончит портрет Малькольма.

— Но ваши маленькие острые глазки уже наверное видят эту картину как наяву, — возразил мистер Кокс.

— Нет, мои маленькие острые глазки не видят ничего! — Кермит окончательно сел на диване и опустил ноги на пол. Он с шумом натянул на себя котелок, который обычно надевал только, когда работал.

— Все портреты Элоизы в точности похожи на нее саму, рисует она себя или кого-то другого, — напомнил ему мистер Кокс.

— Этот будет другим, — настаивал Кермит.

— Вы будто бы хвалите другого художника, — предостерег мистер Кокс, — должен заметить, это для вас новая полоса.

— Разве я похвалил Элоизу Брейс? Мне это и в голову не пришло бы. Она не умеет рисовать, не умеет писать красками, не умеет даже видеть. Но… — и с этими словами Кермит сбросил все покрывала с постели на пол и твердо встал, — у нее есть свой подход к таким молодым людям, как Малькольм, и подход в этот раз возобладает и породит хорошую картину, возможно, шедевр. Такое часто случается с художниками без таланта — они производят одну прекрасную вещь.

— Этим вы только говорите, что немного неравнодушны к Малькольму, — мистер Кокс покачал головой.

— Я могу сказать, что живу, только чтобы увидеть его законченный портрет, — ответил Кермит.

— То, что Малькольм живет там, мне интереснее портрета, — подчеркнул мистер Кокс.

— Жизнь там наверное туже, чем в борделе, — рассудил Кермит. — Я предполагаю, что бедного мальчика уже затащили в десятки постелей.

— Элоиза немного говорила со мной, почти на эту тему, — начал мистер Кокс. — Она сожалеет, что у Малькольма нет своей комнаты, как в отеле. Она заправляет таким полным домом. Все эти бродячие музыканты уходят и возвращаются, когда придется, так что Малькольму приходится каждую ночь спать с новым человеком, а иногда — если гостит целая толпа — Элоиза переводит его в другую кровать посреди ночи. Частенько они спят даже не вдвоем, а втроем… Малькольм сказал Элоизе, что это похоже на его путешествие по Чехословакии в войну.

— Хорошо, что отца Малькольма нет в живых, — проговорил Кермит и натянул котелок на глаза.

— Опять вы со своими мещанскими предрассудками, — взорвался мистер Кокс. — Каждому приходится когда-то начинать, вот Малькольм и начинает.

Кермит покачал головой, потом спросил:

— Что Элоиза Брейс сделает с портретом?

— Я думал, вы знаете, — мистер Кокс пропустил мимо ушей его мнимую неосведомленность.

— Что я могу знать, когда я лежу здесь вдовцом? — потребовал Кермит. Он подошел к мольберту, на него оттуда вызверился пустой холст. Кермит нанес несколько штрихов, а затем опустил карандаш.

— Все знают, что Элоиза продаст портрет мадам Жерар, — уточнил мистер Кокс.

Кермит кивнул с медленной странной улыбкой на губах.

— О, быть желанным, обожаемым, искомым, — заговорил Кермит. Он вернулся к постели, поднял небольшую склянку с камфорой и принюхался к ней. — Мальчик сходит с летней скамьи, — продолжил лилипут, — и его тотчас угощают вином, приглашают к обеду, возят в собственных лимузинах, рисуют, пока я, со всеми своими талантами, воспитанием и обаянием… мистер Кокс, если начистоту: у меня не жизнь, а пепельница.

Мистер Кокс, хмыкнув, поднялся.

— Боюсь, что вы упустили свой шанс, — веско добавил астролог.

— Прежде, чем вы уйдете, — сказал Кермит низким голосом, отведя глаза от мистера Кокса, — ответьте мне на один простой вопрос. У Малькольма вообще есть разум?

— Я отвечу на ваш вопрос другим вопросом. Вы думаете, разум ему нужен? — ответил мистер Кокс. Он уже стоял у двери, ведущей на улицу, и сейчас открыл ее, не сказав лилипуту ни слова на прощание.

— Я без джазовых музыкантов, как рыба без воды, — созналась Элоиза Брейс, работая над портретом Малькольма. — Джазовые музыканты — мой хлеб. Почти всегда были для меня как хлеб.