Малыш от чужого папы. Неслучайная связь

– Лиля?

Невольно осматриваю Артура. Он сидит на постели, бережно прижав к себе дочь. Сам бледный, в ушибах и ссадинах, с широким пластырем от виска ко лбу. Вид у него, конечно, потрепанный, но не настолько ужасный, как я представляла себе, роняя слезы в самолете и по пути сюда.

Все хорошо. Можно выдохнуть, что я и делаю. Но, кажется, слишком шумно и заметно.

И папа, и Артур глаз с меня не сводят. И только бусинка обнимает цербера, который с ней ручным становится.

– Я рад, что ты вернулась, - первым отмирает мой отец.

Порывисто вскакивает со стула, чмокает меня в щеку. Дергается на кровати и Артур, спускает ноги на пол, но папа рычит, не глядя:

– А ну на место! – кричит, будто пса дрессирует, правда, адского. – Никаких резких движений, остатки мозгов береги, - а в тоне его четко беспокойство прослеживается.

– Миша! – возмущается Мейер.

Никогда не видела их такими… настоящими. Все время деловых партнеров из себя изображали. Впервые воспринимаю их как старых добрых друзей. Для которых я могу стать камнем преткновения. Точнее, уже...

Отец обхватывает мои щеки ладонями, целует в лоб.

– Не сбегай больше, пожалуйста, - просит с болью.

– Я не… - и хмурюсь, на Мейера поглядывая.

Папа отходит от меня, словно пропуская к Артуру. Но я не тороплюсь.

Мнусь на месте, молчу. Не знаю, с чего начать и нужно ли вообще объяснять что-то.

– Ты вернулась? – Мейер смотрит на меня, будто призрака видит. – Ко мне? – недоверчиво.

Ударить его хочется. Я чуть от страха не умерла по дороге сюда, а он еще спрашивает!

– Бусинка позвонила, плакала, - увиливаю от ответа и глаза опускаю. – Я испугалась, что она бед натворит.

Разговор не вяжется. Впрочем, а что нам обсуждать? Как Артур унизил и запугал меня?

При отце я точно говорить об этом не буду!

– Прости, Лиль, - звучит неожиданно и... искренне.

От необходимости ответить что-то меня спасает стук в дверь.

В палату входит санитарка, сканирует нас, здоровается – и как ни в чем не бывало принимается за вечернюю уборку. Протирает тумбочку, подоконник чем-то обеззараживающим, но очень вонючим. Обходит меня. Совсем рядом. И я имею неосторожность втянуть носом воздух.

Тошнота накатывает резко и сильно. Стоит мне сделать вдох, как чувствую рвотные позывы. Зажимаю рот ладонью, понимая, что вот-вот добавлю работы санитарке.

– Рыбка, тебе плохо? – все-таки поднимается Артур, предварительно усадив Софи на койку рядом.

Отрицательно качаю головой, когда цербер делает пару шагов ко мне.

Чувствую на себе прожигающий взгляд отца – и выскакиваю в коридор. Сталкиваюсь с кем-то из других пациентов: по руке перебинтованной догадываюсь. Быстро оценив ситуацию, мужчина указывает гипсом в сторону уборной.

Киваю, потому что рот сейчас мне лучше не открывать, и буквально лечу через весь коридор. Бегу, не разбирая пути. Игнорирую возмущения медсестры.

Почему туалет так далеко? Или я не туда свернула? Краем глаза замечаю надпись «Реанимация», но меня сейчас волнует не это.

Где. Чертова. Уборная!

Характерный значок становится моим спасением. Ненадолго. Потому что в туалете воняет хлоркой. Это замкнутый круг какой-то!

Вместо того, чтобы взбрызнуть лицо водой и прийти в себя, я…

Делаю вдох.

Едва успеваю закрыться в кабинке, как меня выворачивает. Я весь день ничего не ела, так что и рвать нечем. Но позывы скручивают все внутри. Боже, на каком сроке легче станет?

С трудом прихожу в себя, покидаю кабинку. Распахиваю настежь небольшое окошко. Стараясь не дышать глубоко, умываюсь, полоскаю рот, недовольно в зеркало на себя смотрю: замухрышка измученная.

Шустро покидаю туалет. Шагаю по коридору, думая о том, как папе мое состояние объяснить. Отравилась? Укачало после перелета? Чушь. Он знает меня…

Погруженная в свои мысли, чуть ли не вскрикиваю, когда сталкиваюсь с кем-то. Вместо его "визитки" - отвратительный запах. Поднимаю взгляд и рот приоткрываю от удивления.

– Цветочек? – округляет глаза Волков.

– Олег? – и смотрю на название палаты, из которой он вышел. – Интенсивная терапия? А что случилось?

– Мне льстит твоя забота, Лиля, - руки к мне тянет, но я шаг назад делаю. А, увидев пачку сигарет у него, и вовсе морщусь. – Оу, извини, - прячет в карман.

Правильный выбор, потому что я сейчас опасна. Особенно, когда запахи вокруг противные. Мне и так терпеть приходится тот самый парфюм Волкова. Брр.

Увеличиваю расстояние между нами, стараюсь не вдыхать.

– Вот, лечусь, - складывает Олег руки на груди. – Мейер избил, - шокирует меня так, что я охаю изумленно.

– Как? За что? – ахаю я.

– За то, что я тебя на работу переманил. Неадекватный он, не бери в голову, - отмахивается с показной небрежностью.
– Но не волнуйся, я заявил на него в полицию, - улыбается противно.

Шестеренки в моем мозгу двигаются, но никак не собираются в единый механизм.

– Что? – свожу брови и оценивающе осматриваю зама. – Ты выглядишь бодренько для избитого, - киваю на пару синяков на нахальном лице. – И уже домой уходишь? – скольжу взглядом по костюму деловому. – Из интенсивки? Шоу окончено? – совсем смелею.

– Лиля, что ты себе позволяешь? – Волков с опаской озирается по сторонам.

– Забери заявление, Олег, иначе я свидетелем пойду, - угрожаю ему, не понимая, откуда во мне столько дури. И это все я делаю ради Мейера? Идиотка! Но меня не остановить. – Расскажу, как ты здесь «болеешь». Еще и с прессой свяжусь.

– Хватит, - цедит сквозь зубы. – Понял, - сдается, но при этом, кажется, тихо ненавидит меня.
– Смотри не пожалей потом об этом, Цветочек.

– Не зови меня так! – фыркаю зло. – И парфюм смени, курятником пахнет, - выпаливаю на эмоциях, потому что опять подкатывает ком к горлу.

Отталкиваю опешившего от моей наглости Волкова – и направляюсь в палату Мейера. На полпути оглядываюсь.

– Ах да. Надеюсь, понятно, что я увольняюсь? – бросаю я и ускоряю шаг.

Глава 33

Нервно шагаю по коридору, мысленно ругая Волкова. И Мейера заодно. Устроили тут «войнушки».

Один кулаками размахивает, как дикарь, второй спектакли разыгрывает.

Ищу взглядом палату Артура и понимаю, что все-таки в поисках туалета забрела слишком далеко. Прохожу еще одну уборную. Видимо, сюда и направлял меня тот пациент, но в панике я пробежала мимо. Впрочем, оно и к лучшему. В противном случае я бы не попала в реанимационное отделение и не разоблачила бы «безнадежного больного».