Малыш от чужого папы. Неслучайная связь

Тогда Церберу пришлось бы отвечать перед законом за свою импульсивность. Наверное, это стало бы для него хорошим уроком, но… я бы с ума сошла от беспокойства. А мне нервничать нельзя. Так что я вступилась за Артура не ради него, а ради себя и малыша...

Кого я обманываю?!

Останавливаюсь в паре метров от двери нужной палаты, чтобы перевести дыхание и эмоции загасить немного. Не хочу папу беспокоить. И лишние подозрения вызывать. Я и так еще не придумала, что соврать ему по поводу моего приступа тошноты.

Опять голоса из помещения доносятся. Отец и Мейер спорят о чем-то, но слов не разобрать. Шепчутся и шипят, наверное, чтобы Софи не пугать.

Вижу, как поворачивается ручка двери, а голоса становятся ближе и четче.

– Жди тут, нечего ее смущать и по туалетам бегать, - рявкает папа, а я едва не хихикаю. Разошелся он не на шутку.

В следующий миг улыбка сползает с моего лица.

Замираю испуганно: вдруг отец догадался о нашем с Мейером маленьком секрете? Вспыхиваю, заливаюсь краской от одной только мысли об этом. Что он подумает обо мне? Прыгнула в постель к его другу, который еще и старше меня. Боже…

Лихорадочно машу руками перед лицом, но воздуха все равно не хватает. Щеки горят, сердце скачет в груди.

В этот момент дверь открывается – и на пороге папа появляется, а рядом с ним топчется Софи. Удивленно смотрю на обоих.

– Мы уходим? – уточняю. А взгляд сам в сторону Артура мечется.

Отец делает шаг ко мне, хмуро по моему лицу скользит, пока я улыбку пытаюсь из себя выжать. Но тщетно.

– Легче стало? – взволнованно спрашивает, а я лишь киваю в ответ. – Мы окна открыли, проветрили палату, - сообщает папа, а потом в лоб меня целует.

И отстраняется. Берет Софи за ручку, собираясь покинуть больницу. Но меня жестом останавливает.

– А почему… - недоуменно тяну. К папе приближаюсь, а сердце к проклятому церберу рвется.

– Мы тебя в машине подождем, Лилёнок, - заявляет вдруг.

– Но… поздно уже… - мямлю я.

Отец бережно, но настойчиво подталкивает меня в палату к Артуру, словно в логово дикого зверя бросает. На секунду теряюсь, поймав на себе внимательный взгляд цербера, но тут же глаза отвожу.

Разворачиваюсь, чтобы уйти следом за бусинкой и папой, но дверь захлопывается чуть ли не перед моим носом. Если позорно сбежать сейчас из палаты, это будет выглядеть слишком странно?..

– Лиль, позволь мне все объяснить, - просит Мейер за спиной. Тихо так, тепло, без привычных приказных ноток и рычания.

Оборачиваюсь и смотрю на него исподлобья. Цербер изменился. Словно ему прививку от бешенства наконец сделали. Долго ли эффект продлится?

Складываю руки на груди и, усмехнувшись, произношу с вызовом:

– Тебе Волков привет передавал.

– Что? – мгновенно меняется в лице, ожесточается.
– Откуда?..

– Он тоже в этой больнице оказался. Лежит там в реанимации при смерти, - прищуриваюсь недовольно.

– Врет он. Я ему только по морде съездил – и то за дело, - бурчит Артур.

– Хрипит, что в его скоропостижной кончине следует винить одного наглого австрийца, - откровенно издеваюсь над ним и вижу, как уголки его губ трогает улыбка. Но меня ситуация не радует.

– Лиль, хрен с ним. Давай поговорим… о нас, - опять дезориентирует меня Мейер.

Вплотную подходит, подушечками пальцем по животику моему проводит. Ласково, почти невесомо.

– Ты совсем свихнулся, Мейер? – со всей силы толкаю его в грудь, но он будто не чувствует: сдвигается максимум на сантиметр. – Ты когда заместителя мэра избивал, о чем думал? Забыл, что проекты твои на рассмотрении администрации? Самому на бизнес плевать, о папе бы вспомнил. Однажды он прогорел уже. Если второй раз все потеряет, не выдержит!

– Сорвался, - пожимает цербер плечами.
– Вот что бывает, когда тебя нет рядом…

Пытаюсь игнорировать его последнюю фразу, от которой трепещет все внутри...

– Кстати, заявление Волков заберет. Я убедила его сделать это, - победно подбородок вскидываю, довольная собой. Но Артур мрачнеет. Вместо того, чтобы поблагодарить! Невыносимый!
– За что ты его, Мейер?

Смотрю на него испытывающе, а он взгляд прячет. Не отвечает, упертый!

– Что ж, вот и поговорили на чистоту! Пока, - фыркаю раздраженно.

Уверенно направляюсь к двери. С меня хватит этого хронического недоверия со стороны цербера! Не получится у нас откровенной беседы.

– Урод сказал, что ты его любовница, - чуть слышно рычит он, оказываясь за спиной.

Ощущение, будто ушат ледяной воды вывернули на голову. При этом внутри все наоборот взрывается.

Разворачиваюсь и с размаха даю Артуру пощечину. Так сильно, что ладонь огнем горит.

Как же больно опять!

– Да за что, рыбка? – искренне недоумевает.

– За то, что поверил! Как обычно, подумал обо мне грязно! – всхлипываю я.

– Я не поверил… Лиль, сладкая, не нервничай, - обращается ко мне ласково, но мои гормоны сильнее здравого смысла. Не замечаю ничего вокруг, кроме своей обиды.

– Ты поэтому разговаривал со мной, как со шлюхой меркантильной, да?

Замахиваюсь еще раз, чтобы опять Артура ударить. За попытку ребенка моего купить, будто я суррогатная мать какая-то. Больно ему сделать хочу, как он мне тогда.

Но цербер перехватывает мое запястье. Сжимает, пальцами в кожу впиваясь.

Опять угрожать будет? Рычать, чтобы не смела руку на «великого и ужасного» мужчину поднимать? Зря папа нас наедине оставил. Сегодня выживет кто-то один!

Мой запал потухает, когда Артур опускается на койку и увлекает меня за собой. На колени к себе усаживает, но при этом руки все-таки фиксирует, чтобы не дралась больше.

Обнимает, чуть покачивает, будто ребенка несмышленого.

– Ну все, тише, рыбка, - шепчет мне на ухо, горячим дыханием полчища мурашек вызывая.
– Ты мне второе сотрясение организуешь, - ухмыляется.

– Заслуженно, - сипло говорю.

Ерзаю на нем, выбраться из объятий пытаюсь, но цербер отпускать не намерен. Касается губами шеи, целует в щеку, а потом чуть отклоняет голову, чтобы в глаза мне посмотреть.

– Не прав я был, слышишь, - выпаливает с надрывом. – Люблю тебя, вот и бешусь…

Земля уходит из-под ног, как только я слышу эти слова. Затаив дыхание, смотрю на Артура. Наши лица лица так близко, что я ощущаю каждый его вздох. Жаркий ветерок на губах.

Мы за мгновение до поцелуя. И это предвкушение скручивает легкие.