Мама знает лучше

— Не надо, — говорю тихо, рубанув по поворотнику в сторону съезда на деревню.

Линка хмурится и бросает на меня взгляд.

— «Не надо» что?

— Ты же собираешься извиняться и благодарить? — молчит, хмыкаю, — Этого не надо.

Она снова ничего не отвечает, а я и не настаиваю. Мы заезжаем в частный сектор и медленно движемся вдоль небольших домиков, где, несмотря на раннее утро, уже вовсю бурлит жизнь.

Что в этом удивительного? Не знаю. Все, кто жил хотя бы летом в деревне, в курсе: здесь все и всегда начинается очень рано. Просто я, наверно, в своей Москве совсем от этого отвыкла. Несмотря на то что она почти никогда не спит — все равно: это не одно и то же.

Хмыкаю тихо, когда замечаю, как на нас здесь смотрят. В груди медленно поднимается злость, как если ты забываешь сделать суп потише, и он у тебя начинает выкипать.

Вот и у меня так. Я начинаю выкипать, когда вылавливаю знакомые лица людей, которые когда-то так легко бросили меня на амбразуру. Поражаюсь ли я им? Знаете, наверно, уже и нет. Они для меня — стадо, а я уже говорила: хочешь выжить, бредешь со всеми, иначе тебе каюк. Никто не хочет, чтобы им настал каюк. Все хотят жить эту жизнь в привычном ритме, а что там, за забором? Какая разница?

Но вообще забавно. Обычно говорят, что в Москве люди черствые, но это не так. Я хорошо помню момент, когда была беременна Светиком и как-то пошла гулять. Врач настоял: мол, долгие прогулки — это то, что мне нужно, чтобы убрать нервы, стресс, ну и в принципе. Для ребенка полезно.

Как-то, конечно, у меня с этим не задалось…

Стоило мне выйти на улицу, пройтись совсем немного, как я почувствовала, что внизу живота стало дико тянуть. Я еле добралась до скамейки, прокляла тогда и врача, и то, что поперлась одна, хотя могла пойти с бабушкой, да даже с тем же Никитой, который очень сильно набивался — нет, зачем? Послала всех, закрылась и пошла, твою мать. Королева драмы. После этого случая, конечно, играть в «я все сама» больше не решилась, и, возможно, это стало мне уроком на всю оставшуюся жизнь, но тогда ни о каких уроках я не думала вообще.

Мне было дико-дико-дико и еще миллион раз «дико» страшно.

Уже на том этапе доктор выражал некоторую озабоченность моей беременности, а я…чертова эгоистка! Не придала его словам должного значения. Конечно, можно списать на возраст, а еще на тупую депрессию и свою личную драму, но…у меня не получается до сих пор.

Это не оправдание.

А материнство — это не игра в рулетку. Тогда я это тоже усвоила назубок: прежде всего — дети. Однако урок все равно вышел очень жестким. Мне было страшно, и этот страх я никогда не забуду — он навечно со мной.

Помог мне тогда случайный парнишка. Он гулял со своей собакой, увидел меня, вызвал скорую, а потом, чтобы меня не искали по парку, донес до выхода на руках. Я тогда снова поверила в человечество, если честно, ведь ему совсем необязательно было обращать на меня внимание. Звонить в скорую. Нести меня. Ждать со мной. Он мог просто пройти мимо, как, например, прошли бы здесь.

В них я не верю.

Я знаю. Знаю, что они бы прошли. Они уже это сделали.

Фыркаю с презрением, когда замечаю нашу с бабушкой близкую соседку. Кстати, одну из тех, которые сидели в парке тогда и обсуждали мои «блядки». Она идет, видимо, с магазина. В руках авоська. На башке старая косынка. Злость берет, когда я узнаю в ней косынку своей бабушки, а когда бросаю взгляд на Линку, она тихо вздыхает.

— Мне жаль.

Значит, не обозналась.

Значит, и Сэм не врал. Теперь все встает на свои места, так сказать: и то, почему он прибежал так стремительно к нашему дому, и бита в его руках, и злой тон и взгляд.

Мародеры.

Больше всего на свете, я хочу сейчас резко затормозить, выскочить из машины и сорвать с ее башки бабушкину частичку, но торможу. Это ли важно сейчас? Нет. Сэм — да. В конце концов, она ей больше все равно не нужна…

Тетя Валя — так ее зовут, — оборачивается на нас, отходит чуть в сторону, чтобы пропустить нас, сама щурится, вглядываясь в лобовое стекло. Любопытная крыса.

Я же злюсь еще больше, показываю ей средний палец и резко газую. Надеюсь, что шины мои обдали ее пылью с ног до головы — это мой максимум. Пока…это все, что я могу сделать.

— Твари… — рычу еле слышно, Алина пару раз кивает.

— Сэм…

— Да, я в курсе. Он охранял наш дом.

— Ага. Знаешь? Стало так странно, когда вы уехали…

Бросаю на нее взгляд и хмурюсь.

— В смысле?

— Ну…Люди вдруг, как с цепи сорвались. Стали вести себя…

Как твари.

— …Я раньше этого не замечала. В детстве казалось, что ты растешь в сказке, а потом она резко стала кошмаром. Так, наверно, взрослеешь, да? Когда понимаешь, что мир вокруг тебя порой слишком жесток, чтобы быть правдой?

— Увы и ах, это правда.

Торможу возле их дома и вздыхаю, а потом смотрю на Линку.

— Но это не значит, что весь мир — дерьмо. Можно уцепиться за близких тебе людей и всегда быть счастливым.

— Аури, я…

— Не надо, — говорю мягко и также улыбаюсь, — Правда. Не благодари и не извиняйся.

— Откуда ты знаешь, что я хочу извиниться?

— Я очень хорошо помню девчушку, за которую было приятно цепляться, — подмигиваю ей и выхожу на улицу, — Пошли. Надо собрать ваши вещи.

Алинка не спорит, а следует за мной до калитки, потом по тоненькой тропке из темного песка до дома. С грустью смотрит на свои цветы. В этом взгляде я узнаю бабулю, и на душе становится чуть теплее, будто она на мгновение снова рядом.

Мне нравится эта мысль. Думать, что хотя бы в чем-то, в ком-то, кроме нас с мамой, она еще жива.

— Ой!

Линка резко тормозит, не доходя до веранды. Ее глаза округляются, а сама она белеет. Сначала я не понимаю, в чем дело? Но когда поворачиваюсь, чтобы увидеть тоже, что видит она — все встает на свои места.

Лужа крови.

Уродливым пятном она растеклась по полу, подсохла, но лучше не стало. Это по-прежнему страшно, и внутри я сама цепенею, будто на мгновение переживаю страшные минуты заново.

Все заново.

Но, стоп! Нельзя этому поддаваться. Паника, страх, боль и слезы — это последнее, что нужно от нас Сэму. Но Алина…

Бросаю на нее взгляд и шепчу.

— Слушай, я могу сама сходить. Скажи…

— Нет, — решительно мотает головой и идет вперед, обогнув меня, — Я сама это сделаю. Я должна. Ради брата.

В который раз меня поражает эта маленькая девушка. Мы с ней почти одногодки, конечно, я старше всего на полтора года, но все равно. Линка для меня была всегда гораздо младшей сестричкой. Хрупкая, нежная, ранимая. Таких еще называют «не от мира сего». Как маленький цветочек на тоненьком стебельке, она стремится пробиться к солнышку, но ее в любой момент может снести один неаккуратный порыв ветра. А сейчас? Что я вижу? Это женщина. Молодая, сильная и смелая женщина. Я ведь не знаю, сколько она отказывалась подписать документы, которые принес лечащих врач…как там его? А, впрочем, неважно. Я не знаю! Но думаю, что достаточно долго, чтобы в ход пошли уговоры нежным, лелейным голоском нашей Королевы. И даже ее присутствие ведь говорит о многом! Что-то я сомневаюсь, что она в принципе собиралась ехать . Наверно, думала, что у «впрочем неважно» удастся самому продавить глупую девчонку, но нет — она не подписала. А подписала бы вообще?