Мама знает лучше

А дальше…

Я не могу думать о том, что будет дальше.

Крепко обнимаю себя за плечи, чтобы скрыть дрожь, облизываю пересохшие губы и выхожу из-за угла, чтобы навсегда умереть и остаться. В этом моменте.

Леша…мой любимый, нежный и внимательный муж. Голый. Его рубашка небрежно свернута в ком и валяется на стуле…Я настолько не в себе, что думаю:

Какого черта?! Я только с утра ее погладила! Почему ты не уважаешь мой труд?!

И, похоже, такие мысли свидетельствуют о глубочайшей травме, да? Или о шоке? Ведь не о таком люди думают, когда видят, как их любимый человек лежит между широко разведенных, тонких ножек на высоких шпильках.

Ее волосы разбросаны по дивану, она касается его спины, пока он насилует ее шею, а я? Что я? Меня тошнит. И не из-за беременности, а из-за того, что создается стойкое ощущение, будто меня окунули в дерьмо…

Господи, это на самом деле происходит…

Чтобы убедиться, я сильно щипаю себя за запястье, а когда становится больно — шумно выдыхаю.

Все правда.

— О господи!

Как из-за толстой пелены слышу мерзкий визг. Кажется, меня спалили.

Забавно, да? Спалили спалившего — мерзкая тавтология, прямиком из мерзкой ситуации.

Медленно поднимаю глаза и вижу, как Леша, продолжая нависать над своей зазнобой, замер. Что в его глазах? Сожаление, страх? Боль? Нет. Мне так кажется, конечно, потому, что очень хочется верить, что ему хотя бы будет жаль мое разбитое нахрен сердце, но…

Там только холод.

Он криво, ядовито усмехается, отталкивается от дивана и резко встает. Светит своим шикарным, идеальным телом с ровным рядом кубиков пресса, а еще следами ноготков, которых там быть не должно. Они ведь не мои. Чужие...

Да всего этого быть не должно, но оно же есть, Аури! Вот тут. Прямо перед твоим лицом.

Его брюки расстегнуты, ремень безвольно повис, зато ширинка напряжена до предела. Не в силах смотреть на это, я отвожу взгляд в сторону и сильнее цепляюсь за руки, чтобы не развалиться. И чтобы больно было физически. Только так я смогу остаться в сознании и позорно не грохнуться в обморок.

— Прости. Видимо, я помешала…

— А ты догадливая.

И на что я рассчитывала? Но мне все равно не верится, что он так действительно сказал, и я резко перевожу на него взгляд. Хмурюсь. Пытаюсь понять. Надеюсь, что это дурной розыгрыш.

— Ты…— начинаю совсем тихо и хрипло, так что приходится откашляться, чтобы стать хотя бы немного убедительней.

Ну…и не такой жалкой тоже. Хотя бы чуть-чуть…

— Ты ничего не хочешь мне объяснить?

Леша лениво ведет плечами, разминая руки, потом обходит гостиную и берет бокал с виски. Хмыкает, перед тем как сделать глоток, и, наконец, отвечает.

Лучше бы он молчал...

— А что тут объяснять? Ты отлично понимаешь, что здесь происходит. Но хорошо. Могу подыграть. Кажется, меня поймали на измене. Извини? Пожалуйста.

Его надменный тон, так непохожий на него настоящего…сарказм…безразличие…я не понимаю. Не понимаю, что происходит!

— Из...извини?

Реагирую на движение и коротко смотрю на Настю. Она ухмыляется. Ну, еще бы. О стыде говорить глупо — его нет, но хотя бы…не знаю, уйти? Она могла бы уйти, чтобы не святить своим красным бюстье. А она наоборот. Устраивается поудобней на высоких подушках, складывает руки на плоском животике и закидывает нога на ногу. Одним словом, получает удовольствие от сцены…

Очень жестоко.

Как по мне, это все охренеть насколько жестоко. Даже если она и думала, что их расставание с Лешей — временное явление. Даже если она все еще считала его своим. По факту это не было правдой. Я его у нее не отнимала, поэтому мне непонятно. Искренне непонятно…за что?…

— А что ты хочешь услышать, Ау-ре-лия?

Он произносит мое имя с таким же чувством брезгливости, как его когда-то произнесла Антонина Алексеевна, и я ежусь. Немного отступаю. Естественно, не верю. Точнее, не могу соединить точку «а» и точку «б» в одну прямую, на которой такое его поведение можно считать адекватным.

Туплю просто дико.

Мало того что меня шарахнуло увиденное, так еще и это? Такое? Черт, походу дела, романтические комедии, где сплошь и рядом мужчина непременно бежит за своей обманутой возлюбленной, роняя тапки — бред. А где еще научиться принимать такие вот ситуации? Да, что там принимать? Хотя бы прочувствовать? То есть, всего лишь на миг представить себя на месте этой бедной женщины, чтобы потом вот так, как я, не стоять и не хлопать глазами.

Спорю на что угодно, я сейчас выгляжу невероятно глупо. И мне так стыдно…Я понимаю, насколько нелепо то, что я гооворю сейчас, ведь стыдно должно быть не мне. А по итогу, именно я — человек, который страдает от дискомфорта.

Леше плевать.

Он отодвигает стул, садится на него и наклоняет голову набок так…небрежно, будто…будто я просто горничная в его семейном особняке. Или его прислужница. Господи, да кто угодно! Но не жена…

— Я не…

— Господи, как ты мог жениться на такой тупой суке? — голос подает Нас-тю-ше-нька, которая медленно поднимается с дивана, аккуратно поправив свою юбку.

При этом не застегивая платье сверху, где все еще торчит ее лифчик.

Я выдавливаю из себя ухмылку.

— И это мне говорит шлюха? Которая спит с чужим мужем?

— А это мне говорит шлюха, которая спит со всей его охранной и водителями?

Мое лицо натягивается, как маска. Распахнув глаза, я смотрю на нее, как на умалишенную, и…не понимаю. Я не ослышалась? Что она сейчас сказала?

— Что ты сказала? — шепчу еле слышно, она ухмыляется и подходит к Леше, по-хозяйски укладывая руки на его плечи.

— У тебя еще проблемы со слухом? Черт, малыш… — она касается его уха губами, — Надеюсь, ты не спал с ней без защиты? Чревато…

— Не влезай, — грубо рыкнув, он дергает плечами, чтобы скинуть ее руки, потом двигается ближе к столу и рычит, уже глядя мне в глаза, — Спектакль окончен, Аура. Я все знаю.

— Что…что ты знаешь?

— Абсолютно все. С кем, когда, в каких, твою мать, позах. Я знаю абсолютно все!

Его голос переходит на крик, заставляя меня сдаться и отступить еще на шаг.

Но продолжать смотреть.

Смотреть и не видеть в его глазах былой теплоты и того, что я так любила…

Подбородок начинает трястись, и я не могу контролировать слезы, всхлипы, дрожь. Кажется, еще мгновение…я распадусь на части…