Маньчжурия. 1945

Лишь краем глаза я успел отметить, что экипаж «двойки» попытался было потушить огонь в моторном отсеке. Но высунувшегося с огнетушителем танкиста обстреляли из скорострельных, самозарядных «светок» обозленные красноармейцы… Смелый танкист погиб на моих глазах, поймав в грудь сразу две пули.

А оба «Ганомага» замерли у дороги, так и не добравшись до позиций роты. Стараясь прижать наших бойцов, пулеметчики открыли плотный огонь длинными очередями, в то время как пехота принялась покидать десантные отделения. Но фрицы тут же попали под перекрестный огонь сразу четырех пулеметов! Двух ручных «дегтяревых» бойцов прикрытия батареи и еще двух станковых «максимов», чьи расчеты комбат также спрятал в посадках, но уже поближе к окопам. Понеся первые потери, немцы залегли…

– Короткая у них… Огонь!!!

Ни наши, ни немецкие танки не умеют стрелять на ходу. Они могут выстрелить, но должно случиться настоящее чудо, чтобы экипаж умудрился при этом попасть по цели! Нет, зарядив орудие, танкисты останавливают машину, чтобы наводчик навел пушку и сделал быстрый выстрел… Короткая остановка – или просто «короткая» – означает, что враг вот-вот откроет огонь.

Прямо как сейчас… Но, прежде чем фрицевские «пятидесятки» успели ударить по батарее, я поспешно нажал на рычаг спуска.

Выстрел!

– Откат нормальный!

– Заряжай бронебойный, Тема!

– Готово!

Доверившись обострившейся чуйке, я ударил слишком поспешно, не успев довести орудие на цель. А точнее на курсовой пулемет, шаровая установка которого имеет более слабую броню… Вместо нее болванка долбанула по правому переднему катку, тряхнув танк и сорвав гусеницу. Но теперь, если мехвод попытается проехать вперед, гусеница скрутится и танк развернет на месте, подставив мне борт!

Поспешный или нет, мой выстрел опередил врага на долю секунды, и, возможно, именно удар по катку сбил прицел немецкого наводчика. По крайней мере ответный выстрел, ударивший с секундным опозданием, не нашел цели. Осколочный снаряд «тройки» пролетел в двух метрах слева от щитка, бросив меня на казенник упругим толчком динамического удара. Вражеский снаряд взорвался с перелетом, метрах в двадцати за спиной, но одновременно с тем я понял, что очередным выстрелом враг попадет.

– Все в ровик, в укрытие! Исполнять!!!

Артиллеристы тоже копают окопы – особенно расчеты противотанковых пушек. Длинную узкую щель для расчета, прямо позади пушки, и отдельную ячейку для снарядов. Когда есть время, можно выкопать и полноценный капонир с пологой передней стенкой, чтобы закатить орудие вниз, пережидая вражеский обстрел, а после вновь выкатить его на огневой рубеж… Но сегодня подготовить капонир никто не успел, а снарядный и заряжающий, заслышав мой сорвавшийся на визг крик, поспешно выполнили приказ.

Я же прилип к панораме, схватившись за маховики наводки откровенно дрожащими руками, последним волевым усилием наводя орудие на цель – курсовую пулеметную установку…

Господи, помоги!!!

Я успеваю нажать на рычаг спуска, прежде чем орудие вдруг резко подало назад и панорама встретилась с моим лицом… После чего в глазах вдруг стремительно потемнело.

…Да, это был мой первый бой. Бой, что пошел не по плану комбата Черных… И все же первое столкновение с врагом мы выиграли. Кампфгруппа в тот день не дошла до железнодорожной станции, а в следующие пару дней наш полк выгрузился целиком.

Под Смоленском тогда только разворачивалось упорное сражение, длившееся два месяца. Но для меня оно кончилось одним днем, одной короткой схваткой, в ходе которой, впрочем, мне все же удалось подбить один броневик и поразить средний панцер: моя болванка проломила броню шаровой установки, убив водителя, и врезалась в тонкую перегородку моторного отделения. Танк чадно задымил, и экипаж был вынужден покинуть подбитый панцер…

Этим, собственно, и окончилась схватка: Фролов закатил первую же болванку прямиком в маску пушки второй «тройки», не сумев пробить броню, но явно повредив прицельные приспособления. Однако добить танк Алексею уже не удалось: близкий разрыв осколочно-фугасного снаряда, бросившего «сорокапятку» прямо на меня, оглушил и его расчет, ранив заряжающего… А когда бойцы чуток пришли в себя, неисправный танк отступил под прикрытием густого черного дыма, идущего от второй машины.

Зато Леха точно вложил осколочно-фугасный снаряд в открытую рубку отступающего «Ганомага», превратив БТР в братскую могилу фрицев! Да, в 1941-м, несмотря на регулярные победы немцев, мы огрызались очень жестко, отчаянно. Заставляя врага платить кровью за захваченную им землю – обильно платить! Жаль, конечно, что остановить немцев под Смоленском нам так и не удалось. Жаль, что Верховный не дал добро на отвод частей Юго-Западного фронта из-под Киева, где войска генерала Кирпоноса попали в жуткий котел…

Тогда я получил перелом левой руки и ребер, левую ногу тоже крепко зацепило осколком – хорошо хоть с внешней стороны бедра! А то запросто истек бы кровью… Майор Черных подал представление на орден «Красной звезды», но разве тогда, в июле 1941-го, было до наград? Тем более что в хаосе тяжелых августовских боев мой госпиталь оказался на самом передке, а после и в тылу рвущихся вперед немцев. Кто успел оклематься, выходили на своих ногах – эвакуацию же смогли организовать только для тяжелых… К своим выйти я уже не успел, но смог податься в партизаны.

Впрочем, это уже совсем иная глава моей жизни, и вспоминать ее совсем не хочется…

А еще первый настоящий бой запомнился мне одним необычным, но важным событием. Тогда, в момент наивысшего напряжения, когда вся моя жизнь свелась к прицелу «сорокапятки», наведенной на вражеский танк… В тот миг я впервые обратился к Господу с мольбой о помощи. И он меня услышал – и помог. И после помогал не единожды…

Иначе как еще я смог бы пройти всю войну?!

Глава 8

От этой ивы Начинается сумрак вечерний. Дорога в поле. Бусон, 1716–1783

– Ну здоров ты спать!

Я дружески хлопнул товарища по плечу, а Серега, даже не реагируя на толчок, лишь осоловело обвел купе взглядом. Словно там, во сне, прожил другую жизнь… С груди его упала книга «Порт-Артур» Александра Степанова, которую мы все успели зачитать до дыр.

– Отстань, Вась, – недовольно пробурчал связист. – Ночь на дворе. Пока есть возможность спать, советский воин ни в коем случае не должен ею пренебрегать. Армейская мудрость, понял? Я ей следую неукоснительно.

Я улыбнулся.

– Сколько там осталось, товарищ командир? Долго еще? – чукча Володя, больше всех радовавшийся комфорту, заметно нервничал, хоть мы и были близки к его родным местам.

– К утру доедем, – вздохнул я.

– Эх… – отвернулся к окну, за которым была непроглядная тьма, чукча. – А мне бы вот так ехать и ехать…

Действительно, неплохо едем – со всеми удобствами! Ни тебе боев, ни риска, ни свистящих вокруг пуль… Но долг есть долг. Хотя как же хочется просто вернуться домой!