Маньчжурия. 1945

– Ну танков-то у нас не будет, особо не взорвешь, – улыбнулся я.

– Рано радуешься, командир, – покачал головой старлей. – Противопехотная мина в руках и мешочек с болтами. И при определенном везении камикадзе наш взвод уполовинится. Хорошо, что снайперов «светками» вооружили – глядишь, камикадзе до нас уже не добегут!

…Наблюдая за тем, как Володя гоняет снайперскую группу, на бегу выщелкивающую хаотично выставленные мишени, я погрузился в раздумья, вспоминая последний разговор со старлеем. Но тут слева за спиной раздался негромкий голос Чэнь Гэншэна, говорящего на русском лишь с небольшим акцентом:

– Товарищ капитан!

– Слушаю, товарищ сержант.

Н-да… Помимо сводных групп флотских и ОСНАЗа, к нашему отряду буквально позавчера прикрепили бойца Китайской народно-революционной армии, совсем недавно прибывшего из зоны оккупации. Бойцы зовут его попросту Чаном. К слову, последний провел детство в Харбине, бывшем столицей русской эмиграции на Дальнем Востоке, – отсюда и знание языка.

Впрочем, японский Чан знал еще лучше, чем русский, так что сержант весьма полезен нам в качестве переводчика. При этом Гэншэн является идейным коммунистом, преданным сторонником идей Маркса и люто ненавидит японцев…

Есть за что.

Семья Чана переехала в печально известный Нанкин в тридцать шестом. А уже спустя год столица Китая попала под удар японцев… Китайцы упорно, долго оборонялись, но в предшествующих сражениях, в частности за Шанхай, была потеряна большая часть боеспособных подразделений. Нанкин в основной своей массе защищали новобранцы, в число которых попал и отец нашего переводчика.

Результат сражения был предопределен, но настоящий кошмар начался уже после падения Нанкина! Японцы сорвались с цепи, пренебрегая любыми нормами морали, этики, права. Говорить про изнасилования и рядовые убийства бессмысленно, но они даже младенцев кололи штыками… Точное число жертв никто не знает, тысячи (а то и десятки тысяч) тел были сожжены, выброшены в реку Янцзы или закопаны в братских могилах. Треть города сгорела просто потому, что самураи развлекались поджогами, попутно грабя всех – и богатых и бедных… Да что говорить, если японские газеты писали о состязании двух офицеров в том, кто больше убьет пленных именно мечом, освещая это как спортивное состязание! Одно животное (людьми я их даже в мыслях не называю) убило больше сотни, второе подбиралось к этой цифре.

И я очень надеюсь, что если эти выродки еще живы, нам удастся встретиться с ними в бою…

Как в свое время удалось встретиться с хорватскими усташами, так же на спор зарезавшими «серборезами» несколько сотен узников, не делая разницы между мужчинами, женщинами и детьми. Тогда, осенью 1944-го, колонну прорывающихся на запад военных преступников мы встретили у безымянного моста через горную реку. Их было несколько десятков, а под моей рукой неполное отделение бойцов и два сербских партизана. Но когда те рассказали нам про усташей и их зверства, мы приняли бой, подбив из трофейного панцершрека головной броневик, а после расстреляв застрявшую на мосту и противоположном берегу реки колонну грузовиков… Били до перегрева стволов, покойный Андрюха израсходовал все ленты к МГ-42, а я весь запас кумулятивных гранат к панцершреку.

Как же знатно тогда горела колонна усташей…

Достанется за свершенные злодеяния и японцам, обязательно достанется! На что очень рассчитывает и сам Чан… Отряд его отца был оставлен в прикрытии, выиграть время отступающим частям Гоминьдана. Конечно, силы были неравны, и сопротивление деморализованных ополченцев и новобранцев вскоре было сломлено. Часть их японцы загнали в Янцзы и расстреляли из пулеметов. Но отца нашего переводчика и часть его соратников взяли в плен… Надтреснутым голосом Чан рассказал бойцам, что сотни пленных, включая и его отца, отвели к городским воротам и взорвали минами. Погибли не все, но для выживших ничего не кончилось. Их облили горючим и сожгли под смех японцев… Тяжелораненых добили штыками.

– Фашисты! Настоящие фашисты!

– Зверье поганое…

– Нелюди! Правильно товарищ Сталин нас развернул на японцев! Теперь сама земля будет гореть под ногами самураев!

Бойцы очень близко приняли рассказ Чана – зверства нацистов на родной земле были схожи с тем, что творили японцы в Китае. Разве что японцы, как кажется, сумели развернуться даже с большим масштабом…

В хаосе творившегося в Нанкине беззакония, грабежей, убийств, пожаров и логистического коллапса отступления беженцев Чан буквально чудом сумел выйти из города вместе с матерью. Разочаровавшись в Гоминьдане, Чан ушел к революционерам Мао Цзэдуна, сочтя, что коммунисты воюют успешнее и смелее. Последние навязали японцам неудобную партизанскую войну, довольно успешно действуя в тылу врага (не без помощи наших специалистов). Хотя справедливости ради стоит отметить, что основные удары японской военной машины принимала на себя армия Чан Кайши – лучше вооруженная и воспринимаемая японцами как основной и более опасный противник.

Большая ошибка! Все общественные институты Гоминьдана, включая армию, находятся на крайней стадии разложения. Повсеместно процветает неслыханная коррупция, произвол, насилие; экономика и финансовая система страны фактически атрофированы. И в немалой степени благодаря накачке «союзничков»! Мао же держит сторонников коммунистической идеи в стальных рукавицах порядка… Сейчас все китайцы выступают единым патриотическим фронтом против японцев, но, когда все закончится, новый виток гражданской войны в Китае неизбежен.

Чана отправили в Приморье как ценного кадра, но наш переводчик сразу настоял на том, что он в первую очередь военный. Я, конечно, согласился, но ребятам строго-настрого приказал беречь смелого китайца. Без языка мы долго не протянем… Да, Павел сносно знает японский и китайский, но вот сойти за местного он не сможет даже при большом желании. Да еще и произношение такое, что Чан с большим трудом сдерживает улыбку…

– Товарищ капитан, разрешите присоединиться к тренировкам снайперов? Я неплохой стрелок, если мне дадут самозарядку, я мог бы… – вытянувшись в струнку, переводчик замялся, не закончив свою мысль, но я лишь утвердительно кивнул:

– Разрешаю. Стрелковая практика необходима для всех бойцов, но раз уж у нас сложились тактические двойки, еще один свободный снайпер будет полезен. Вот только СВТ с оптикой у нас пока нет, попроси у Володи обычную самозарядку, а с прицелом мы что-нибудь придумаем.

– Есть! – обрадованный китаец кинулся к стрелковому рубежу, вызвав у меня мимолетную улыбку, а также легкое сожаление о том, что «штурмгевер» оказался бесполезен в снайперском варианте, по крайней мере, со штатным ZF4. После первого же ночного боя прицельная сетка сбилась напрочь, и говорить о какой-то точности стрельбы уже не представлялось возможным. Жаль – по сравнению с СВТ это было бы уже тридцать патронов в магазине, а не десять…

– Командир!

– Да?

Я обернулся к встревоженному и явно запыхавшемуся Алексею.

– Командир, приказ закончить все занятия и прибыть на сборный пункт! С оружием и амуницией! Да подготовить запрос на конечное число боеприпасов!

– Уже?

Легкий такой холодок коснулся лопаток, пополз вниз по спине. Заброска же должна была состояться перед рассветом, незадолго до начала артиллерийской подготовки!

Медик согласно кивнул, отлично понимая мои мысли и чувства, но глаза его промеж тем зажглись восторженным огоньком:

– Они уже пригнали нам самолет!

– Понятно… Предупреди Володю, пусть закругляется с занятиями.

…Раскрашенный в камуфляж Ли-2 раскинул крылья на аэродроме. В густеющих после захода солнца сумерках он почти незаметен – и будет незаметен на фоне ночного неба. Тусклым светом выделяется лишь кабина пилота.

– Я как-то не рассчитывал на ночной десант… – почесал лоб Серега.

– Все лучше, чем через укрепрайон японцев просачиваться! – как всегда воодушевленный, возразил Леха, поправляя медицинскую сумку. Ну этот-то обожает воздух и прыжки, ему чем скорее, тем лучше…