Мантусаил

– А давайте сыграем в игру?
– светски предлагает Бестия из-под вороха плащей. Его бьет дрожь.
– Популярную такую игру...

– Вставай, щенок, - произносит Канина. Тирон запрокидывает голову, пачкая разметанные волосы стылым, рыже-красным, скользким, и, стиснув зубы, выполняет приказ.

– В популярную пускай популяры играют, - фыркает в буйные бурые кущи Сагитта, искоса наблюдая за подопечным: справляется ли.
– Коль уж играть - по-нашему, по-легионному!

– Убивать императора?
– интересуюсь я. Не без умысла - а впрочем, ему ведь тоже нелегко, носителю пурпура и пурпуры: левый кубок для Друза, в правом лишь губы смочить, просто выпить нельзя ...

– Вот и видать, что Най у нас - столичная штучка, и больше ничего. Это для преторианцев, глупышка из инсулы!

– Не "из", а "с" , если на то пошло .

– У, грамотей, мало тебя лупили ! Я к чему клоню ? Мы императора тут – выбираем! Смотри и учись. Ну-ка, подать мне какой ни на есть венок ! Увенчаем декана!

– Вставай, щенок, - произносит Канина почти ласково. Белый под грязевыми наносами, остекленело замерший навзничь Аррунт вдруг улыбается - и я понимаю, что но вознамерился сделать, понимаю прежде, чем он подается вперед - ах, встать, значит?!
– и меч беспрепятственно впивается в тело: под кадыком, над разлетом ключиц, сверху вниз.

...Сагитта бранится на чем свет стоит, ругательство за ругательством укрепляя славу римского благочестия. Он раздосадован не на шутку: обещался ведь за тирона - и н а тебе, все старания насмарку, вся репутация вдребезги! Он готов добавить обнаглевшему юнцу по крайней мере тумаков, если не сквозных прорех , но декан, зловеще спокойный и невозмутимый, отстраняет его коротким невыразительным жестом. Помощь ему не требуется.

– Зато теперь он на собственном опыте убедился, почему надежней колоть, а не рубить, - утешает Сагитту миротворец Бестия, которому, однако, очень не по себе.

Когда под вечер Аррунт появится у костра - с добротно перепеленутой шеей и без права голоса, не говоря уже о голосе как таковом, – каждому станет ясно, что за свои обетованные локоны он еще долго сможет не опасаться: никто не сравнит их с девичьими, пока обрамляют они кусок слезящегося мяса.

Вчера: Гемин и Гемелл чистят снаряжение, вполохоты обмениваясь издевками. Накрапывает дождь - черный в тополях теней, рыже-красный в просветах кровеносных веток.

– Что, Марк?
– с ехидцей домогается Гемин, только аттическая соль хрустит на зубах.
– Каково быть хорошенькой девочкой в палле?

– Представления не имею, - морщится Гемелл, подвернувший для работы рукава и оттого мерзнущий отчаяннее обыкновенного.

– Но приятней, наверно, чем быть девочкой бородатой.

Гемин, задетый за живое, шумно и часто дышит. Разочаровавшись в бритве, он раздобыл среди чьих-то пожитков добрый кусок вулканическ ого камня , но предательски мешкает пустить его в ход. В отместку он поминает некие книги, которые без надобности мужу всех жен, однако закономерно обнаруживаются в параферналиях у жены всех мужей.

– Приап, - бормочет он.
– Приап!

– Патик!
– парирует Гемелл, откладывая сияющую лорику и придвигая з а мотанный в тряпицу меч.

– Кинед!

– Диадох.

Гемин на миг теряется, и даже Фавст с вечным своим "Ну вы же понима-а-аете..." озадаченно вздергивает брови. Но, похоже, смысл странной отповеди Гемелла - в завуалированном "царь", и эвокат звереет до чрезвычайности, едва не на манер нервиев, у которых, по неиссякаемым рассказам Аррунта, шерсть перед боем режется.

– Христианин!
– ревет он вне себя от слепого бешенства.

Гемелл отрешенно любуется мантуанской панорамой, запятнавшей разбинтованный клинок.

– Все, Квинт, - говорит он.
– Ты доигрался.

И наносит удар.

...Когда на форум сбегаются непричастные, Гемелл уже штопает распоротую понизу тунику, а Гемину декан зашивает надсаженную - до легкого легко - ратными подвигами грудь. Нескоро, ох нескоро он опять разрешит нам притронуться к оружию или доспехам - пусть себе разлагается на пластины броня, и поковка возвращается в крушец и руду, все равно на нас некому нападать, а нам - некуда прорываться.

Нам - Мантуя. Нам - Минций.

– Откуда проблемы у греков?
– рассуждает врачуемый, обращаясь, по видимости, к жарко распаленному костру, где калили кривую иголку, и к котелку кипятка, в котором вываривали нить.
– Оттуда, что Дий, всеблагой и величайший, не может удержать своего дружка в штанах. Откуда проблемы в нашем отряде? Оттуда, что Канина, нас, дурня зеленого с дурнеем переспелым, разнимая, не может удержать своего дружка в ножнах!

Канине между тем удалось невозможное: нечетные, непарные близнецы обрели его заботами внятное тождество: оба с ног до головы в наливных бутонах, предвосхищающих роскошный цветник синяков.

– Откуда проблемы у Гемина?
– торопливо встревает испуганный его дерзостью Дивес, пытаясь отвести неминуемую бурю, - нервный, тонкокожий, ненавидящий насилие Дивес.
– Оттуда, что он не может удержать своего дружка за зубами!