Маньякой 2

Но она осталась.

Теперь эта штуковина стоит возле основного прохода, как чёрная жемчужина на грязной витрине. Даже без защитного колпака. Просто так, открытая миру – в надежде, что кто-нибудь, хоть кто-нибудь, решится её стащить. От греха подальше. Честное слово, даже не гневался – может, даже поблагодарил бы. Но нет. Люди нынче либо умные, либо осторожные, либо слишком бедные, чтобы рисковать жизнью ради красивой, но подозрительной штуковины. Так что пока – она тут. Ждёт. Или ждут её.

Мне же остаётся только протирать её тряпочкой раз в два дня, как преданный музейный смотритель. Потому что, если уж она должна здесь стоять – пусть хотя бы блестит.

Но не суть.

Главное — площадка. Она есть. А значит – решение принято.

Полететь на старый военный полигон, тот самый, что раньше был известен как Зона 51, а сейчас носил красивое название "Центр историко-технического наследия", было не просто желанием. Это было необходимостью

Выбор транспорта пал на "Селер 2570". Удивительное чудо современной инженерной мысли. С виду – неказистая летающая газель. Если конкретно, то сильно вытянутое яйцо. Но под обшивкой – венец технологий, к которым прикасались либо очень умные, либо очень отчаянные.

Восемь мест. Турбовентиляторы спрятаны в крылья. Вертикальный взлёт. Горизонтальный переход на крейсерскую скорость до семисот пятидесяти киллометров в час. Запас хода – почти семь тысяч километров. Разбиться на нём сложно. Если не сбили, конечно. А если сбили – планирует, как ангел с обрубленными крыльями. С десяти километров – сотня с лишним расстояния на планировании. Прямо планер-камикадзе.

Оплачен. Подписан. Зашифрован под моё биосопровождение. И вот он – завис над крышей, над моей площадкой. Тихо, как призрак. Тепловизионнные линии мерцали на брюхе, подсвечивая стабилизаторы.

Сам же стоял сейчас внизу, смотрел вверх, и в какой-то момент подумал: а ведь, похоже, всё-таки стал тем, кем боялся стать.

Не просто механиком. Не просто собирателем. Стал точкой на карте. Во всех путеводителях Лос-Анжелеса присутствует моя мастерская. Место, где тусуется Мастер из этой самой Мастерской. После Колумбии…. И да, оба раза с большой буквы. Якорем, к которому привязаны вещи, люди, события, даже непрошеные силы.

– Взлёт через семь минут, – напомнила Мику.

– Всё проверила?

– Всё. Программа маршрута загружена. Аварийные точки отмечены. Заряд батарей – девяносто семь процентов.

– А страховка?

– Оформлена. На случай технического сбоя, природного катаклизма и… неземного вмешательства.

– Что?!

Повернулся к ней, прищурившись.

– Раздел три, подпункт четыре, – без тени иронии проговорила она. – Они добавили его после инцидента над Патагонской аномалией.

Пауза.

– Вероятность меньше одной десятитысячной процента. Но ты же всегда любил минимизировать риски.

Да, любил. Особенно когда они вдруг становятся реальностью.

Оглядел мастерскую. Вздохнул.

– Полетели, Мику.

– Всегда готова.

***

В самолёте расположился с комфортом. Скажем так, внутри тут был вовсе не эконом класс. От слова "совсем". Кресла – обитые тёплой микрофиброй, с мягким подголовником и возможностью сложиться почти в лежачее положение. Локальные панели – с персональным управлением климатом, интерфейсом, даже функцией массажа, если уж совсем стало невмоготу. Не знаю, кто придумал такие кабины, но явно тот, кто часто бегал между континентами и не терпел лишней боли в спине.

Сразу устроился у правого борта, по диагонали от основной панели. Подлокотники – широкие, как у наземных премиум-седанов. И, черт возьми, это чувствовалось. Не то чтобы был привередлив, но после всех бессонных ночей в кресле мастерской, от которого у меня вырабатывалась походка квазимодо, этот полёт ощущался почти как курорт.

Лететь предстояло меньше часа. Мику вывела маршрут с учётом атмосферных течений и полос свободного неба. По прямой – около пятисот километров. То есть, если ветер попутный, а системы не дадут сбой, то, быть может, даже сорок пять минут. А вот на стандартном аэротакси та же дорога заняла бы три с половиной, может, и все четыре часа. Кружили бы, запрашивали коридоры, останавливались в контрольных точках, сверяли манифесты, искали нужную метку…

Да, можно было лететь раньше. Можно было просто снять площадку где-нибудь ближе и с неё выдвинуться. Казалось бы – в чём проблема? Но…

Но.

Существуют понятия, которые не поддаются простой арифметике. Например, первое впечатление. Или визуальная доминанта. Или… статус, пусть и показной.

Ты можешь прийти с серьёзной задачей, но, если выглядишь как спившийся айтишник, вытянутый из подвала, тебя не воспримут всерьёз. А если прилетишь на гладком, блестящем агрегате с пилотной меткой, с автономной посадкой и допуском к высотным маршрутам – сразу появляется тонкий налёт доверия. Или страха. И того, и другого мне не помешало бы.

Внешне теперь – всё как надо. Чистый, выбритый, с одеждой в стиле "лаконичная технологичность". Без излишеств, но с намёками на статус. Светлый жилет с фактурой кевлара, гладкие брюки цвета мокрого асфальта, тёмная рубашка. На запястье – плоский интерфейс, встроенный в кость. Никаких браслетов, никаких мигающих огоньков – всё спрятано под кожей. А ведь недавно ходил с пятнами мозговой ткани на щеках, как ночной мясник.

Как же быстро меняются времена.

– Мику, напомни, какой у нас код безопасности для этого визита? – спросил, вытянув ноги.

– "Санитарный осмотр системного блока". Пропуск подтверждён, вписаны в расписание на семнадцатый слот. Псевдоним – доктор Хельм.

– Фантазии у тебя хоть отбавляй, – хмыкнул. – А какой там уровень допуска?

– D. Пониженный. Ожидается, что ты придёшь с курьерской целью. Прямой доступ к оборудованию закрыт, только через оператора. Но… – она слегка замялась, – если активировать резервный пакет, можно продвинуться до уровня B. Условно-секретного. Придётся ввести часть записей вручную.

– Пакет у нас есть?

– Есть. Активация по ключевой фразе.

– Хорошо. Тогда будем играть по ситуации.

Снаружи, за широким иллюминатором, проплывали клочья облаков, над ними – лишь небо и едва заметная синяя грань на горизонте. Гаснущий свет дня медленно превращал всё в оттенки стального и графитового. Где-то внизу, километрах в восьми от нас, остался шумный мир, заполненный бегущими людьми, сиренами, пробками, гудками. А здесь – тишина. Безмятежность. Временное ощущение власти.