Маньякой

Пусть они теперь сами думают, что из этого правда. А что – просто мрак. И мне нужно подумать….

Глава 17

Всё то же эконом-аэротакси. Пузырчатые пластиковые сиденья, затёртые кнопки с отсыревшей подсветкой, дёргающаяся навигация и панель, которая раз в минуту моргает, словно у неё паническая атака. Борт дрожит на резких порывах ветра, как будто его ведёт не автопилот, а выпускник лётного техникума с тремором в руках. И – посреди всего этого – один, в тишине, над тёмным стеклом воды. Океан внизу чёрный, глухой, безмолвный. Как вытекшая тушь по бесконечной странице.

И да, просто лечу. Без цели. Не на вызов, не с грузом, если не считать купленного Камня Боли, не по контракту. Просто – чтобы развеяться. Подумать. Или хотя бы притвориться, что думаю.

Да, мне особо-то и не нужен был этот Камень Боли. Не нужен с точки зрения применения – у меня и так всякого добра в мастерской хватает, которое так и не решаюсь отремонтировать. Но всё же камень купил. Потому что иногда тебе нужно не средство, а напоминание. Чтобы не забывать, какой ценой может рождаться то, что ты называешь идеалом. Чтобы не дать себе права легкомысленно повторить.

Сунул его ещё там в боковой отсек сумки, аккуратно, как будто боялся, что он обидится. Завернул в термозащиту, но всё равно ощущаю – он там. Он всё ещё там. Как зуб, который болит, даже если язык не касается.

А то, что у меня сегодня получилось в Президентском люксе… Это... хрень. Впрочем, всё зависит от того, с какой стороны смотреть.

Дело в том, что изначально неправильно понял суть гримуара. Ошибка была в подходе. Думал – инструмент. Просто редкий, мощный, капризный – но всё ещё инструмент.

А он – не просто инструмент. Он – инструмент в твоих руках. Нужно понимать разницу…. Это не меч, не молот, не отвертка. Это – скрипка. Да ещё и с двадцатью двумя струнами. Причём, у каждого – свой строй. Она может быть восхитительной, виртуозной, поющей. А может оказаться глухой доской, с одной струной, которая рвётся при первой попытке сыграть.

И вот ты держишь эту скрипку. Смотришь на неё. Пробуешь пальцами. А потом берёшь... и решаешь, что это – аккордеон. И начинаешь играть на скрипке, как на аккордеоне. Ну и как думаешь, что за шедевр услышат окружающие?

Вот и меня так вышло. Решил, что это работа. Просто работа. А вовсе не искусство. Думал, малые арканы можно лепить по инструкции. Чётко, без вдохновения, шаг за шагом. А они – рождались… не теми.

Весь день ходил с этим чувством – как будто ошибся в названии химиката и вместо лекарства получил мыльный раствор. Всё делал правильно – а получилось ни о чём. Ну не совсем, но в сравнении с тем, на что надеялся….

Хорошо ещё, что с горя хлопнул рюмашку. Грамм на двести. Ничего не отпустило, но хотя бы стало всё равно. Знаешь, как бывает – не легче, но как-то спокойнее, что хуже уже не станет. Или станет – но потом. А потом пришло наитие, как связаться Лайей.

Вот так и оказался сейчас – в одноместном аэротакси, которое дребезжит над океаном. Где-то внизу плещется темнота. Где-то впереди – берег и город.

На приборной панели бегут пиксели. Тревожный индикатор в углу мигает о низком заряде борта, но пока игнорирую. Плевать. Он всё равно долетит. А если нет – ну, может, эта история и не заслуживает продолжения.

Поднимаю голову. Сквозь грязное куполообразное стекло виден горизонт, переломленный огнями прибрежных вышек. Маяки мигают с интервалами – каждый по-своему, как сигналы Морзе. Словно кто-то из старого мира всё ещё посылает сообщения в темноту.

А пока думаю о скрипке. О двадцати двух струнах, старших арканах. О том, что, возможно, это число – вовсе не о количестве. А о качестве. О допусках. О изломах между арканами. О тех местах, где они сходятся.

Гримуар всё ещё лежит у меня. Закрыт. Молчит. Ждёт. Он не делает шагов – сам делаю. Он лишь показывает, где ступень, а где обрыв. И если решу, что обрыв – лестница, то лечу я, не он.

А может быть, и не лечу вовсе. Просто стою на месте, мысленно барахтаясь. Потому что когда-то давно вбил себе в голову, что искусство можно считать работой, если приклеить к нему достаточно инструкций.

А оно - не хочет. А оно – сопротивляется.

Где-то впереди – зелёные огоньки посадочной площадки. Автоматика пищит, предлагая выбрать ближайшую платформу. Выбираю ту, что ближе к пляжу. Там, где редко ходят люди. Где всё ещё пахнет солью, а воздух не забит рекламой и дронами.

Пусть остынет голова. Пусть стихнет эта странная, вязкая злость на самого себя. Далеко ещё не провалил день – зато получил урок. Жёсткий, неприятный. Но иногда такие и бывают самыми полезными.

Пусть эта ночь станет тишиной. Перед следующим аккордом.

Перед тем, как возьму эту скрипку снова.

И сыграю. По-настоящему. Снова… и сегодня. Да, надо возвращаться с люкс. Колумбия не ждёт. Или ждёт, но не очень.

***

Постоял немного, глядя на визитку. Чёрная, с голографической спиралью. Без контактов. Без номера. Без адреса. Просто она. Смотрит в тебя, как зеркало, в котором ты – немного чужой. И гаснет.

Нет, она не пищала. Не покраснела, не треснула, не покрылась инеем. Просто стала... неотзывчивой. Мёртвой, как заклеенный глаз. Или, может, спящей. Хотя кто знает, как там у неё это работает. Может, визитка теперь тоже обиделась. Что не выбрал путь через её окно.

Путь, к слову, не просто "коридор телепорта". Это была её дорога. Быстрая, мягкая, небезопасная – но личная. Такой она мне её и предложила. Почти между делом, но с тем взглядом, которым смотрят не просто "на знакомого". А на того, с кем уже заключена внутренняя сделка. Пусть даже молчаливая. Пусть даже односторонняя.

Я отказался.

Не потому, что испугался. Не потому, что не доверяю – хотя, если быть честным, не доверяю. А просто потому, что… иногда тебе нужен обычный способ. Самолёт. Перелёт через океан. Проверка багажа. Пластиковый стаканчик кофе. Человек справа, который будет храпеть. И старушка слева, которая будет пытаться объяснить, почему "Америка уже не та". Нормальные вещи. Простые.

Вот чего мне не хватало.

Лайя, конечно, всё поняла по-своему. И, наверное, правильно. Она же не в моей голове. Не знает, как боюсь потерять остатки реальности. Остатки привычки быть человеком.

Псих, маньяк – её слова, по досье – уже мои слова слова. И, по правде говоря, звучит, как диагноз. Только не тот, что можно залечить. А такой, которым можно прикрыться, когда не хочется объяснять. Не хочется рассказывать, как смотришь в зеркало и не узнаёшь себя. Как идёшь к психологу и не знаешь, что именно врать: про него или про себя.