Маньякой

По-хорошему, стоило бы сказать что-то попроще, просто "да" и не провоцировать. Но, кажется, мне уже не привыкать. Голова была мутной от перелёта, в глазах стояла рябь – не от усталости даже, а от ощущения, что ты где-то между временными зонами, между часами биологическими и электронными. Впрочем, к местной погоде был готов. Богота встречала свежестью, сероватым небом и той самой устойчивой круглогодичной температурой, о которой любят писать в туристических брошюрах: "всегда весна", "приятный климат Анд". Перевод: солнце есть, но не греет. Куртка – решение верное. А зонт не нужен. Пока.

Высота – чуть больше двух с половиной тысяч метров. Воздух уже не просто тонкий, а словно фильтрованный. Он не ложится в лёгкие – он наблюдает, вдыхая тебя в ответ.

И всё бы ничего, если бы этот таможенник не уставился в мою физиономию так, будто тут контрабандой возил не что-нибудь, а орбитальную пушку в чемодане.

Я молчал, он ждал. Молчание затягивалось.

Потом, сам не понимая зачем, произнес:

– Мастер.

Это вырвалось само. Глупо, пафосно. Словно имя в легенде или вызов в суде сверхов. Но слово уже улетело. Висит между нами, как пуля, не долетевшая до цели, но уже запущенная. Как когда-то сказала Лайя.

Таможенник прищурился.

– Какой ещё к чёрту Мастер?! – отрезал он резко.

Даже мышкой по столу щёлкнул так, будто хотел ударить меня.

– Из Мастерской, – пожал плечами, отвечая.

Всё ещё не улыбаясь. И не двигаясь. Он явно не понял. Потому взял лист бумаги с его стола. Чистый. Бумага рассыпалась надвое, как перерезанная лента. Сухой срез. Одно из следствий точного телекинеза, хоть и слабого, возможность резать предметы. Не сказать, чтобы мне это давалось легко, но произвести впечатление давало.

Он побледнел.

И стоял, медленно меняясь в лице, будто в голове у него что-то соединилось. Пазлы. Строки в досье. Какие-то воспоминания, слухи, может, отчёты.

– Значит, Мастер из Мастерской? – переспросил он теперь уже осторожнее.

– Да, – подтвердил, чуть тише.

– А кто тогда такой Костас Трешь? – спросил он, и на его лице появилась тень торжества. Словно поймал. Словно "Ага!".

Не стал делать паузу. Не стал думать. Сказал, спокойно, не глядя ему в глаза:

– Костас… Костас – это кровавый маньяк-убийца.

В ответ тишина. На ближайшей линии кто-то рассмеялся. Видимо, услышал только часть фразы. Или подумал, что это шутка. А он – нет. Он молчал.

– И… вы шутите? – спросил он после паузы, понизив голос.

– А вы как думаете? – отозвался лениво. – Прилетел бы он на рейсе эконом-класса, через Майами, с пересадкой в один час тридцать четыре?

Он издал звук, похожий на хмык и кашель одновременно. Похоже, эта часть аргумента убедила его больше, чем всё остальное. Он отпустил взгляд, щёлкнул пару раз в системе, потом поставил электронную подпись.

– Всё. Проходите, Мастер.

Не "Костас". Не "Трешь". "Мастер".

Интересно, что он там себе надумал. Может, принял за сверх. Или за кого-то вроде консультанта для таких, кто только играет в сверхов. Мне-то не привыкать – у меня лицо не запоминается, но ощущение оставляет. Словно лампа без света, но со странным гудением.

Прошёл через створку, и она не пискнула. Видимо, Камень Боли не считался оружием. Если они вообще знали, что это на самом деле такое и насколько может быть опасным в умелых руках.

Но погрузиться в толпу не успел… в меня выстрелили из автомата.

Выстрел. Точнее – очередь. Автоматная. Короткая, но плотная.

Не киношный хлопок, не выстрел с глушителем, не одинокое "пынь", а ГРАХ-ГРАХ-ГРАХ, прямо в грудь, в упор.

И никакой жизни перед глазами не пронеслось. Никаких прощальных флэшбеков. Только хруст воздуха, треск в ушах и резкая пустота. Даже мысли не было. Только рефлекс.

Чисто на рефлексах вызвал Лию… и мой первый малый аркан отозвался….

***

Возвращение не было мгновенным.

Сначала – темнота. Потом – давление. Словно воздух сам вдавливает тебя обратно в тело. Потом – тепло, волна тошнотворной жизненной силы, обволакивающая тебя, как рвотный эфир. А потом… как будто система запускается обратно. Тело вгрызается в реальность.

Пули выходят сами. С хлюпающим звуком. Как гнилые семечки из слишком спелого плода.

Раны затягиваются. Медленно. Противно. С зудом, будто кто-то прошёлся наждачкой внутри.

И неожиданно для себя открыл глаза.

Первое, что увидел – ошарашенного таможенника. Он стоял, с лицом будто его с силой приложили о справочник по баллистике. Его взгляд метался между мной… и трупом моего убийцы.

Парень валялся в паре шагов. Молодой. Перчатки. Очки. Оружие – неплохое. Я бы такое не купил, но стреляет стабильно. Хотя стрелять больше не будет.

– Молодец, Лия, – прошептал спокойно. – Что могу сказать.

Встал. Не спеша. Грудь болела, одежда вся в крови. Моей.

Посмотрел на себя, потом на таможенника. Он смотрел на меня с видом человека, который внезапно стал атеистом, но всё равно не понимает, почему ад у него на смене.

– И не говори, – кивнул на свою рубашку, – видишь, как попортили.

Тот не ответил. Видимо, осознал, что находится вне границ здравого смысла.

Всё-таки хорошая эта штука – быстрое клеточное восстановление.

**

Вдали раздавались очереди. Аэропорт большой.

Первая – паническая, будто кто-то из сопровождающих нападавшего понял, что всё пошло не по плану.

Вторая – уверенная, холодная. Без суеты. Это явно была Лия. И всё это под аккомпанемент панических криков.

Скорее всего, в другой части терминала уже начиналось прореживаться мясо. Ну, а кого ещё пошлют на сверха с автоматом. Хотя… они, наверное, тоже читали мои данные. А зря. Нужно своим глазам верить, а не каким-то бумажкам. Количество трупов, подозреваю, росло. Причём даже не в арифметической, а в странной дробной прогрессии: сначала один, потом трое, потом девять, потом уже никто не успевал считать.