Манюня
Шрифт:
– Вся в своего отца,- причитала мама,- и того хлебом не корми – дай подавиться!
Папа давился даже чаще, чем я. Потому что ел очень быстро. Особенно часто он давился сырой морковкой, которую очень любил и поглощал в каких-то неконтролируемых количествах. Поэтому, как только папа приближался к холодильнику, мама тут же кидала клич:
– Дети, ваш отец снова собрался есть морковку.
Мы тут же слетались со всех концов квартиры и обступали отца.
– Идите отсюда,- ругался папа и быстро-быстро пожирал морковку,- всё будет нормально, я не подав… кха-кха-кха … люсь… кха-кха-кха…
– Папа откинь голову,- орали мы и колотили его по спине,- вот тебе вода, отпей глоточек.
– Захрмар…кха-кха-кха,это вы во всё виноваты… кха-кха-кха… не дадут человеку нормально… кха-уху-кха… поесть!
Я отодвинула свою тарелку и вышла из-за стола.
Манька с Каринкой и не подумали следовать моему примеру. Они с блаженным видом перекатывали во рту сладкую жижу и мычали от удовольствия.
– Ммммм,- переглядывались.
– Посмотрите на этих дегенераток!- прогрохотала Ба.
– Бааа,- ткнулась я ей в грудь мордочкой,- ну Ба-боч-ка, они не подавятся!
Ба засмеялась и поцеловала меня:
– Ну до чего ты ласковая, Нариночка, совсем как телёнок!
– А я?- мигом проглотила печенье Манька,- я что, не ласковая? Я тоже как телёночек, скажи, Ба.
– Телёночек, не волнуйся,- чмокнула её Ба и уставилась на Каринку,- ну что, Чингизхан, так и будешь упрямиться?
За особую склонность к разрушительной деятельности Ба назвала Каринку Чингизханом. Каринка гордилась своим прозвищем, и использовала его, как зубодробительный аргумент.
– Знаешь как меня люди называют?- наскакивала она на очередного шкодливого мальчика,- Чингизхан! Хочешь в глаз?
Мальчика и след простывал.
Вот и сейчас Каринка расплылась в довольной улыбке, и проглотила печенье.
– Ба, ты меня так почаще называй.
– Если я стану тебя ещё чаще так называть, то ничего, кроме слова Чингизхан говорить не буду,- хмыкнула Ба и убрала со стола вазочку с печеньем.
Потом вернулся с работы дядя Миша, и мы побежали смотреть, как он паркует Васю. Или как Вася даёт себя парковать.
– Быр-быр кха-кха,- возмущался Вася.
Дядя Миша остервенело шуровал рычагами, крутил баранкой и громко ругался. Вася угрюмо выкидывал коленца. Наконец дядя Миша таки припарковался, как ему нужно было, вылез из машины и в сердцах хлопнул дверцей.
– Мать твою за ногу,- проорал,- ну что ты за чучело такое? Сдам в металлолом!
– Напугал,- хмыкнул про себя Вася и победно забулькал машинным маслом.
– Нет, ну ты представляешь,- жаловался дядя Миша за ужином Ба,- поехали в Дилижан, так Вася снова на полдороге заглох! Провалялись несколько часов под его брюхом, кое-как завели и вернулись обратно.
– На симпозиум не попали?- замерла с ножом в руках Ба.
– Нет!
– Миша, ну сколько тебе говорить, надо машину продавать?
– А кто её купит?- развёл руками дядя Миша,- кому она нужна? Да и я к ней привык,- добавил он после минутного молчания.
Ба обернулась и смерила сына долгим жалостливым взглядом.
– И-их, весь в своего отца! Где бы ты был, если не я? Кочегаром бы работал. Или плотником. Или монтажником,
во!- процитировала она знаменитую на всю страну песню из фильма «Высота».– Мам, ну не начинай опять,- рассердился дядя Миша,- можно подумать, отец не приложил никаких усилий для моего воспитания.
– Приложил. Усилиями это конечно не назвать, но не будем о грустном,- парировала Ба.
Мы украдкой заглядывали в кухню. Дядя Миша периодически оборачивался к нашим торчащим из-за дверного косяка выпученным глазам и строил смешные рожи.
– Хихихи,- с готовностью откликались мы.
– Ну что, девочки, будем в подкидного дурака играть?
– Будем,- запрыгали мы.
– На щелбаны?
– Нет, на желания!
– Ладно, на желания так на желания.
Потом мы допоздна играли в подкидного дурака, и я, как самый везучий игрок, выполняла разные желания, как-то: ползала под столом и громко кукарекала, спускалась задом наперёд на полусогнутых по лестнице, ведущей на второй этаж, а все громко гоготали и говорили, что я похожа на верблюда. Делала мостик и прыгала на одной ноге, а потом, когда попыталась сесть на шпагат, порвала брюки. Ба сначала отругала всех, потом штопала мои штаны, а я щеголяла по дому в её оранжевых панталонах, которые Ба подвязала у меня на пузе цветастым поясом от своего халата.
***
– Дети, просыпайтесь, зима наступила,- разбудила нас с утра Ба.
Мы выскочили из-под одеял и кинулись к окну. Город завалило белыми сугробами. Было так красиво, словно кто-то распорол над городом большую пуховую перину и завалил дома и дороги воздушными белыми перьями.
– Ура!- закричали мы,- зима наступила! Будем лепить снеговика! Будем играть в снежки!!!
Мы в считанные минуты убрались в комнате, привели в порядок постель, умылись, безропотно съели геркулес, запили его сладким чаем с бутербродом. И даже убрали с кухонного стола.
Ба нарадоваться на нас не могла.
– Ну надо же,- приговаривала она,- чтобы дети стали как люди, нужно, чтобы просто наступила зима.
Потом мы быстренько оделись, натянули варежки и шапки, и выбежали на улицу.
– Ураааааааа,- орали мы.
Сначала мы закопали Маню в снег, да так, что наружу торчала только её голова.
– Я самый большой червяк в мире,- пела Маня.
Но тут вышла из дома Ба, вытащила Маню за шиворот и отряхнула её от снега.
– Ты же можешь заболеть!- ругалась она.
– Ба, у меня же непромокаемый комбинезон,- ныла Манька,- что со мной может случиться?
– Так под снегом же холодно! Простыть можно.
– Ничего не холодно, ты же сама рассказывала, что в джунглях люди закапываются в снег, чтобы от холода спастись.
– Во-первых не в джунглях, а в тундре, а во-вторых, если я ещё раз увижу такое безобразие, то собственноручно закопаю вас в снег, ясно? И грейтесь там до весны.
– Ба, а можно тогда в тебя хотя бы снежком кинуть?- спросила Картнка и, не дожидаясь ответа, кинула в Ба снежком.