Маргарита Наваррская
Шрифт:
Габриель отсчитал пятую дверь слева. К ее ручке была привязана бантиком красная лента для волос - условный знак на тот случай, если Филипп что-то напутает. Эта трогательная подробность лишь усилила раздражение несчастного влюбленного.
– Вот бесстыжая!
– зло пробормотал он.
– Вот развратница!..
Повинуясь внезапному порыву, Габриель поставил на пол свечу, дрожащими пальцами отвязал ленту и принялся покрывать ее жаркими поцелуями.
"Боже, да я спятил!
– в отчаянии думал юноша, прижимаясь губами к тонкой полоске шелка, единственным достоинством которой было то, что она помнила запах
– В самом деле спятил... Филипп был прав: не стоило мне сюда приходить. Зачем я здесь? На что я надеюсь?.."
Горестные размышления Габриеля прервали приглушенные голоса за дверью напротив. Он быстро сунул ленту в карман и пинком ноги погасил стоявший на полу огарок, однако скрыться не успел. В следующее мгновение дверь приоткрылась и в коридор выскользнул Симон де Бигор с зажженной свечой в руке.
– Габриель!
– изумленно воскликнул он.
– Ты? Вот так сюрприз!
– Ради Бога, потише!
– сквозь зубы прошипел Габриель.
– Зачем кричать? Пойдем, скорее!
Он схватил растерянного Симона за локоть и силой увлек его за собой.
– Что случилось, друг. Почему...
– Да помолчи ты, дубина!
Свернув за угол, Габриель остановился и лишь тогда отпустил руку Симона.
– Что это с тобой?
– в недоумении спросил тот.
– Какого черта...
– А ты какого черта? Разорался, как на площади. Неровен час, девчонки всполошатся и вызовут стражу.
Симон хмыкнул.
– Пожалуй, ты прав. Это я сглупил - незачем было кричать. Но представь мое удивление, когда я увидел тебя...
– Вдруг глаза его округлились.
– Батюшки! Так ты был у Матильды?
Краска бросилась Габриелю в лицо.
– Нет, не был, - сипло ответил он.
– Ни у кого я не был.
– А почему же ты здесь?
– Ну... Собственно... Я только иду к ней.
– Да?
– с сомнением произнес Симон.
– Только идешь? В эту-то пору? Брось дурить, друг. Придумай что-нибудь поубедительнее.
– А я не дурю. Я говорю то, что есть на самом деле, и не собираюсь ничего придумывать.
– Так уж я тебе и поверил... Однако постой!
– Он поднес свечу ближе к Габриелю и смерил его изучающим взглядом.
– Ну и ну! Всклоченные волосы, раскрасневшееся лицо, потрепанная одежда - видать, одевался наскоро... Ага, и вот еще что!
– Прежде чем Габриель успел что-либо сообразить, Симон вытянул из его кармана ленту, кончик которой неосмотрительно выглядывал наружу.
– Какая милая вещица! Подарок любви, верно? Только ее следует носить на рукаве, а не в кармане. Или, еще лучше, связать бантиком и приколоть к груди. Хочешь покажу?.. Нет, это потрясающе: ты отбил у Филиппа девчонку! Вот здорово! Да он просто лопнет со злости!
Сконфуженный Габриель отобрал у Симона ленту, запихнул ее поглубже в карман и растерянно пробормотал:
– Что за вздор ты несешь! Ничего такого не было...
– Так-таки и не было?
– ухмыльнулся Симон.
– Хватит заливать, друг, меня не проведешь. Я вовсе не глупый, я все замечаю... Ну, и как она в постели, хороша?.. Ах да, я же забыл, что это у тебя впервые. Тебе понравилось?
– Прекрати!
– даже не воскликнул, а скорее прорычал Габриель.
Симон озадаченно взглянул на него и пожал плечами.
– Ладно, воля твоя. Если не хочешь говорить об этом, так тому
и быть. Не стану же я принуждать тебя. Да, кстати, почему ты так рано уходишь?– А ты почему?
– Фи!
– брезгливо поморщился Симон.
– Мне просто не повезло. Шлюха чертова! Бах-трах, легкий вздох, свечку в руки - и будь здоров. Бревно бесчувственное!
– А может быть, ты сам виноват, что не сумел расшевелить ее?
– Еще чего скажешь! Я же не мальчишка какой-нибудь, вроде тебя. Я человек женатый...
– И рогатый, - неожиданно съязвил Габриель. Он не имел обыкновения, подобно остальным, подтрунивать над Симоном, но сейчас, доведенный до белого каления его расспросами, не смог придержать свой язык.
– Эх, ты!
– обиженно произнес Симон.
– А еще друг...
– Прости, я не хотел. Как-то само самой вырвалось.
– Я ведь так люблю Амелину, - затянул Симон свою старую, уже порядком набившую Габриелю оскомину, песенку.
– Я боготворю ее. А она, негодница...
– Она пообещала больше не изменять тебе, - резонно заметил Габриель.
– Зато раньше изменяла. Еще как изменяла.
– И ты решил отомстить ей? Ну-ну, давай, времени впереди много может, свое отквитаешь.
Теперь пришла очередь смущаться Симону.
– Да нет, что ты! Это так... нечаянно.
– Он взял Габриеля за руку и с мольбой в голосе добавил: - Только не говори ничего Амелине. Если она прознает об этом, снова загуляет с Филиппом. Вообще никому не говори... Ну, пожалуйста, пообещай, что будешь молчать. Хочешь, на коленях попрошу?
– Не стоит, я и так ничего не скажу. При условии, конечно, что и ты забудешь о нашей встрече.
– Безусловно! Я нем, как статуя.
– В таком случае, я тоже нем, - ответил Габриель.
– Доброй ночи, Симон.
– А разве ты не идешь к себе?
– Нет. Я... э-э... Я немного прогуляюсь.
Симон добродушно усмехнулся.
– Ага, проказник, еще захотел! Ну что ж, ступай прогуливайся... Гм, только смотри не забегайся.
Габриель печально вздохнул.
"Что-что, а забегаться мне явно не грозит".
Он проводил долгим взглядом уходящего Симона, затем свернул за угол и вскорости снова оказался перед дверью Матильды.
"Ступай-ка ты прочь, дружок, - сказала ему здравая часть рассудка. Дождись утра. Это не самый лучший способ завоевать благосклонность порядочной девушки - заявиться к ней среди ночи и признаться в любви, полагая, что она тотчас бросится тебе на шею".
"Почему же?
– отозвалась другая часть, одуревшая от страсти.
– Все в порядке. Я нравлюсь ей, но она не хочет это понять, ибо вбила себе в голову, что влюблена в Филиппа".
"Глупости!
– возразил здравый смысл.
– Это чистой воды самообман".
"Вовсе нет, - упорствовала дурь.
– Это правда".
Как обычно, дурь взяла верх над доводами здравого смысла. Габриель постучал.
Ему показалось, что прошло несколько долгих столетий прежде, чем за дверью послышалось шуршание шелковых юбок и тихий стук поднимаемой щеколды. Наконец, дверь отворилась, и на пороге появилась Матильда. В этот поздний час она как будто и не собиралась отходить ко сну и была одета в то же самое платье, что и на вечернем приеме у принцессы.
Увидев совсем не того, кого ожидала увидеть, Матильда вскрикнула: