Марионетка для вампира

Барон молчал. Либо я обидела его своими словами, либо он ждал продолжения.

— С практикой я забуду, что это гроб, — повторила я для пущей важности.

И погладила обивку — атлас точно оттаял и теперь ласкал руку, а швы приятно щекотали ладонь. Мне вдруг перестало быть холодно в кружевном платье. И теперь я действительно боялась поднять на Милана глаза — вдруг догадается о причине моего румянца… Идиотизм! Поддаться на ласки гроба…

Я стиснула пальцы на бортике. И очень вовремя. Пальцы Милана в эту секунду сомкнулись на кружеве, окольцевавшем мою шею. Я дернулась, но его руки и мои удержали тело от падения. И окончательно лишили меня свободы.

— Скажи, на что еще ты способна ради денег?

Он вытягивал меня из гроба. Или притягивал к себе. Или всего лишь хотел, чтобы я подняла на него глаза. Боли не было, но был страх ее ожидания. Я всматривалась в потемневшее лицо барона, но оно не выражало ничего. Говорить я не могла. Вернее, боялась, что из сжатого горла, вместо членораздельных слов, вырвется хрип.

— Что ты сделаешь еще ради драгоценностей и нарядов?

Милан задавал вопросы медленно, будто забыл, что я говорю на его языке достаточно бегло. И тут я поняла, что он говорит не со мной… И еще недавний тропический жар сменился сковывающим тело холодом. Он говорит в моем лице с одной из своих бордельных девочек или вообще с Элишкой… Ради карточного долга брата она продала себя ему. И вот он вытащил ее из гроба, чтобы добиться наконец ответа, почему потом она предала доверие мужа.

Пан Ондржей предупреждал о сумасшествии барона. Я сама видела перепады настроения Милана и слышала его глупые шутки… К тому же, он сам предупреждал, что боится спутать меня с другой женщиной! Как?! Как я согласилась на эксперимент и осталась с ним наедине…

— Отвечай мне!

Я не могла отвечать. Ни за себя, ни за Элишку. Пальцы сжимались все сильнее. Мертвую убить во второй раз невозможно, а вот меня в первый — вполне…

Я ухватилась за запястье душителя, пытаясь убрать его клешню с шеи, потом уперлась барону в грудь. Та была, как камень, и сперва сдвинуть эту глыбу казалось невозможным, но под конец у меня получилось. Барон разжал пальцы, и я чудом упала на подушку и осталась неподвижна. Затем все же моя рука поползла к шее — дышать я продолжала со свистом.

Потом раздался грот. Оглушительный. Я поняла, что Милан отшвырнул прислоненную к пьедесталу крышку. Потом до моих ушей донеслись звуки рыданий, заставившие меня приподняться. Ничего не видно.

Кое-как я вылезла из гроба. Чуть порвала платье. Пустяки… Барон вжался лбом в напольные плиты, словно в покаянной молитве. Я скользнула коленями по ледяному полу. Положила ему на спину руку, и барон сразу перестал дрожать. Но задрожала я, когда Милан стиснул мое запястье, чтобы уткнуться губами в кружево на стиснутых пальцах. Рука ледяная, губы ледяные, поцелуй тоже ледяной. Несравнимо с теми, что барон запечатлел у меня на лбу и на губах, когда я лежала в гробу.

Рука со спины сползла на плечо, но совсем убрать ее я не посмела. Я стала свидетелем приступа. Сумасшествия. Не ярости, не маньячества, а именно безумия, порожденного преступлением и попранной мужской честью. Мне стало жаль барона Сметану, и я окончательно плюнула на музей, игрока и придурошного волка.

Сейчас Милан может проникнуться ко мне добрыми чувствами или же возненавидеть за то, что я видела его слабость и снизошла до жалости. Какой путь он изберет? Если второй, то к черту куклу, собираю манатки и валю отсюда. Встречаю Рождество в Праге и домой.

Сколько мы так просидели на ледяном полу, не знаю. Но меня пробрало до самых косточек. Здесь горячей ванной и кастрюлей с картошкой не отделаешься. Но встать и уйти нельзя. Только если до входной двери, не прощаясь.

— Неужели ты согласилась стать женой пана Кржижановского только из-за своих кукол?

Я даже не вздрогнула от вопроса. Больше, чем я дрожала, дрожать уже было нельзя. Как и медлить с ответом. И я выдала самый правдоподобный:

— Я не согласилась еще. Если у меня не будет здесь работы, то я стану искать ее в другом месте. И пока не уверена, что привязанность Яна настолько велика, что он поедет за мной на край света.

Такой ответ должен был положить конец разговору и плену моей руки. Но Милан не разжал своих железных пальцев. Допрос с пристрастием продолжался.

— Как долго все же вы знакомы?

Господи ж ты боже мой! Я что, на визу невесты подаю?!

— Недолго. Однако он первый мужчина, который сначала восхитился моей работой, а потом уже мной самой, — лепетала я полуправду, благодаря которой мне было уже не так стыдно за продолжающийся обман. — В той, так любимой вами, книге написано, что мужу с женой очень важно гореть одной идеей…

Хватка усилилась, и в сохранность своих пальцев я уже не верила.

— Гробы, летучие мыши, волки… Это не твои идеи. Тебе нужны куклы, в которых Ян, поверь мне, ничего не смыслит.

— Моих мыслей хватит на двоих, — продолжала я говорить вкрадчиво и мягко, боясь прервать неприятную беседу, чтобы не вернуться к еще более неприятной теме, теме приступа. — Я мечтала работать над подобным театрально-музейным проектом. Да, тема вампиров и смерти не очень приятная тема, и я бы предпочла комнату смеха комнате страха, но люди хотят адреналина, а я хочу, чтобы моя работала была востребована.

Барон не спускал с меня глаз.

— Но вы ведь не про работу спрашиваете, — продолжала я отвечать на незаданные вопросы. — А про Яна. Я не совсем без царя в голове. Я не собиралась замуж с закрытыми глазами, я собиралась поработать с ним вместе до лета и узнать его поближе…

— А если узнаешь о нем что-то неприятное?

Да что ж это за тайна, которую барон настолько свято бережет, что каждый день о ней напоминает?!

— Если это будет что-то очень неприятное, то я молча верну Яну кольцо, никого не осуждая, — добавила я уже скорее для самого барона про его приступ и темное прошлое.

— А если Ян очень хорошо будет скрывать это до самой свадьбы, что тогда?

— Тогда я верну ему оба кольца! — мой вкрадчивый тон закончился, и я больше не управляла своим голосом.

— А если он не пожелает взять их назад? — все не унимался барон.

— Тогда я выкину кольца и уйду, — ответила я уже тише.

— А если он не позволит тебе уйти?

Я уже не чувствовала пальцев в его железной ладони. Есть испанский сапожок, а это была чешская варежка… Приступ, кажется, не прошел. Я рано обрадовалась! Господин барон себя не контролирует.

— Я все равно уйду. Женщину нельзя удерживать силой! — вскричала я, чувствуя, что сейчас в окутанном темнотой склепе станет светло от осыпавшихся из моих глаз искр.

Рука моя наконец упала на ледяной пол, и я распластала ее, ища в холоде успокоение для несчастных пальцев. Барон сумасшедший. Без всякого сомнения он убил жену. Придушил или свернул шею. Нечаянно. Когда она решила уйти. Фу…

Я выдохнула, когда Милан с шумом поднялся.

— Не каждый может отпустить. Помните про это, пани Вера.