Марш Акпарса

— А я что делаю?— Палага сняла с больных чапаны, оба были без сознания, тихо стонали. Бросив в котелок горсть сухой малины, Палага вытащила из рундучка склянку с гусиным жиром, смазала больным обмороженные руки и лица. Кожа на них мес­тами почернела, местами покрылась красноватыми язвами.

Когда малиновый отвар вскипел, Палага разлила его по круж­

кам и, приподнимая больных, по очереди напоила. Больные ус­нули, Палага покрыла их, снова налила в котелок воды.

Двое в чапанах вбежали в зимовку, один заговорил тороп­ливо:

— Погоня... Идут по следу. Вы уходите в лес. Мы будем драться!

— Вы ножички спрячьте,— спокойно сказал Ешка.— Есть за­пасной выход.

— Какой? Одна же дверь-то...

— Лезь под пол. Там сидите. Коли учуют — бегите. Подземный ход к реке ведет.— Ешка сдернул с пола плетеный лыковый ков­рик, открыл люк, они спрыгнули под пол. Закрыв люк, Ешка встал на половичок, снял с шеи большой серебряный крест и за­тянул заупокойную молитву. Палага, закрыв дверь на засов, дис­кантом вторила ему.

В сенцах раздались крики, в дверь сильно ударили, ветхий пасов выскочил из скобок, дверь упала на пол, и четверо дюжих татар ворвались в зимовку. Ешка и Палага запели громче:

Упокой, господи,

Души рабов твоих,

Даниилы и Ерми-илы...

Вечная па-амять... Вечная па-амять...

— Что тут за люди?! Почему в лесу живете?—спросил молодой татарин с обнаженной саблей в руке-.

— Тихо, ты! Не ори,— подняв крест, сказал Ешка.— Покойники и доме, не видишь!

— Почему сдохли?

— Кто знает? Язва, может, а то и чума.

Татарин подошел к больным, откинул чапан, увидел язвы, в страхе отшатнулся.

— Мы шли сюда по следу. Весь снег затоптан. Народу много было, куда все девались?

— Я за попом ходила,— ответила Палага.— Вот привела...

— Врешь, баба!

— Вы хоть дверь прикройте, ироды! Холодно.

— Сама прикрой. Мы искать будем. Найдем — секим башка.

— Кого хоть ищите-то?

— Опасных преступников ловим. Их четверо. Сюда пошли.

Обшарив все углы, татары выскочили на волю, чтобы обыскать

псе вокруг зимовки. Старший остался в зимовке, вынул из кармана кошелек с деньгами, положил на стол.

— Тут деньги. Если придут четверо, дайте знать. Мы в сосед­нем селе будем. Им далеко не уйти. Понял?

— Понял, служивый. Но я думаю, что одного кошелька мало. За каждого по кошельку.

209

1-І Марш Акпарса

— Э-э, русский поп! Ты такой же жадный, как наш мулла. Од­ного кошелька хватит. Там серебро, не медь.

— Ну-у, пронесло,— оказал Ешка, когда татары ушли.

— А если бы хворые пошевелились...— Палага перекрестилась.

— Что было бы? Секим башка.— Ешка поднял сорванную с петель дверь, надел ее на петли, затворил. Потом сдвинул коврик, хотел открыть люк. Но Палага остановила его:

— Ничего им не станет. Посидят. Не дай бог татарва снова вернется.

В дверь снова постучали. Ешка открыл и вместе с гулом бурана впустил Саньку и Ирину.

— О господи!—воскликнула Палага.— Как вы злодеям в ру­ки не попались?

— Мы их вовремя заметили,— сказал Санька.— Спрятались.

— Ушли они?

— Ускакали. А это что за люди?

— Нашел в лесу. Давайте есть будем, хлеб оттаял.

Ирина разделась, подошла к больным, долго всматривалась в их лица. Санька спросил:

— Живы?

— Да вроде живы, Саня. Только...

— Что только?

— Сдается мне, один из них —Топейка. Глянь-ка, я, может, ошиблась.

— Похож,— сказал Санька, разглядывая больного.— Очнется— спросим, как сюда попал.

Палага поставила на стол котелок с малиновым отваром, Ешка разломил каравай на четыре части, и все начали есть. Вдруг Ешка вспомнил:

— Ах, пропади мы пропадом! Сами сели за стол, а про гостей забыли. Сидят в подвале.

— Кто в подвале?—испугался Санька.

— Сейчас узнаем,— Ешка подошел к люку, поднял половик, но вдруг в сенцах явственно зазвучала татарская речь:

— Кель мында! Мында кельган тура^[3].

— Вернулись басурманы! — воскликнула Палага.

Ешка сдернул крест и снова запел «Со святыми упокой», Сань­ка снял засов, впустил татар. Вошли двое, остальные стояли на воле у окна. Пожилой оглядел зимовку, подошел к больным, от­крыл чапаны. Хворые враз застонали.

— Они живые. Зачем отпеваешь?

— Какое там живые? Одной ногой в могиле,— ответил Ешка испуганно.

— Ты хитрый, поп.— Татарин говорил добродушно, даже вроде весело. Отойдя от хворых, подошел к Саньке и начал его обгля­дывать.

— Где я мог тебя видеть, парень?

— Н-не знаю,— ответил Санька, заикаясь, хотя сразу узнал хана Шигалея.

— Сейчас вспомню. Я видел тебя в Москве. Ты был постельни­чим у великого князя. Потом убег. Аказ с тобой скрылся.

— Обознался ты,— хмуро сказал Санька.

— Ты меня не бойся, парень. Не обознался я. Под чапаном Топейка лежит. А вы убежали вместе.

— Ты-то кто такой будешь?—осмелев, спросил Ешка.

— Я хан Шигалей. Служу царю Ивану. Иду в Москву. Вот мало-мало запутался. В лесу такой шурум-бурум.

— А ты не врешь?— Ешка осмелел еще больше.

— Ай, поп! Мало того, что ты хитрый,—ты еще и вредный. Поверь, я вам не враг. Я нужду терплю. Со мной пять человек. Сейчас их сюда позову.

— Коли не враг — пускай.

Хан Шигалей вышел, Ешка спросил Саньку:

— Он вправду Шигалей?

Санька согласно кивнул головой.

— А ведь из тех, что под полом, один-то Аказ. Я слышал, так его называли.

Ешка поднял крышку люка. Вылезший из подвала Мамлей сначала не разглядел посторонних. Но когда увидел татарина, сразу схватился за нож.