Марш мародеров

– Да есть, есть, блин!
– едва не подпрыгивает от возбуждения Хал.
– Я знаю…

– Баню надо сделать, - неожиданно говорит Бабай.
– Воды натаскать, нагреть, ребятишек помыть, и самим тоже… Головы брить надо, а то вши заведутся.

Хал осекается, непонимающе смотрит на Бабая, а Ник вдруг понимает: сам он, Никита Проскурин, и Хал, и Эн - все они воспринимают происходящее, несмотря на весь его невозможный ужас, всё же как приключение, страшное, жуткое, но приключение, а вот для Бабая это беда. Большая, настоящая беда. И он действительно решает вопросы по мере их поступления. Оружие, лигры, медведи - это все где-то далеко, а сейчас главное: еда, одежда. Не зря Бабай на второй же день собрал всех, кого смог и отправил потрошить ЦУМовские склады. Теперь пришла очередь гигиены.

Нику становится стыдно, но отступать он не любит и поэтому упрямо нагибает голову:

– Ну, ладно, профессор прав: лигры там, тайгоны эти, их мало. Может, сюда и не придут. А медведи? Волки? Собаки дикие?

– Не зови беду по имени, - сурово сверкает глазами Анна Петровна.

Ник разводит руками. Вновь наступает тишина. Общинники затихают, даже дети перестают переговариваться.

– Ого-го!
– неожиданно гремит на весь Цирк чей-то сильный голос.
– Встречай, Родина, героев!

– Семен с мужиками пришел!
– обрадовано вскакивает с ящика Анна Петровна.
– Вернулись!

Из прохода, ведущего на арену, выходят усталые, но донельзя довольные рыбаки. Они сгибаются под тяжестью мешков, многие дополнительно несут в руках вырезанные из ивовых ветвей куканы, унизанные рыбой. Топорщатся во все стороны антенны удочек и спиннингов, волочатся по полу мокрые капроновые сети.

– Уф!
– тяжело выдыхает Семен, опускаясь возле Бабая прямо на пол.
– Ну и рыбалка… С утра как закинули - так до темна и таскали. Рыбы там - во!

И он грязной ладонью рубит себя по красной от свежего загара шее.

Остальные рыбаки, подойдя, располагаются вокруг костра. У всех у них усталые, но счастливые глаза, лица, как и у Семена, сильно загорели. Анна Петровна уже суетится возле «кухни», поднимая свою поварскую команду.

– Кушать, мальчики? Мяса вам оставили, свининки…

– Да мы там, на реке… - вяло отзывается кто-то.
– Рыбки пожарили.

– Попить бы горяченького и в люлю, - поддерживают его остальные.

– Докладываю.
– Семен смотрит снизу вверх на Бабая.
– Волга действительно вся ушла под правый берег, узкая стала. Течение сильное. Утром сразу две сетки поставили - вечером еле вытащили - потом поднялись выше по течению, малька наловили в заводи для живца. Резинки закинули, спиннинги - и пошло! Судаки - по три килограмма, жерех метровый, стерлядь берет, сом, щука, окунь, горбатый, под кило. Вот это рыбалка, я понимаю!

– Я всю жизнь рыбалю, но никогда такого не видел, - поддерживает своего бригадира один из рыбаков.

– Ух ты!
– восхщается Ник, сам неравнодушный к рыбалке.
– Здорово!

– Алла берса[16], - спокойно говорит Бабай.
– Анна Петровна, собери женщин - всю рыбу выпотрошить, присолить и на продув развесить. Завтра тузлук[17] сварим, в бочки положим.

Снежана и Фания разносят разомлевшим у костра рыбакам чай. Ник придвигается вплотную к Бабаю, тихо спрашивает:

– Ну, а всё же - на счет оружия? Звери ведь… тигрольвы, медведи…

Бабай упирается короткими руками в колени, с кряхтением поднимается со стула и говорит, ни на кого не глядя:

– Зоопарк потом смотреть будем. Сейчас людей кормить надо. Мыть надо. Завтра будем много рыбы ловить. Солить, коптить, вялить. Все пойдут. А вы, - он поворачивает голову к Нику, Эн и Халу, - соль поищите. Много соли - в запас. Всё, спать давайте. Ночь уже.

По Цирку плывет сладковатый запах свежей рыбы - это мобилизованные Анной Петровной женщины дружно берутся за работу. Вытряхивая из полиэтиленовых пакетов рыбу, они взрезают тугие животы, вычищая внутренности. Анна Петровна лично солит каждую - чтобы не испортилась до завтрашнего дня - и развешивает на натянутый поперек служебного прохода трос.

– Ой, батюшки, она живая!
– заполошно взвизгивает кто-то.

Слышится мокрое хлопанье рыбьего хвоста о пакет, женский смех.

Рыбаки, допивая на ходу смородиновый чай, расходятся с арены. Их окликают, спрашивают подробности, но у мужиков совсем не осталось сил.

На ночлег общинники устраиваются на уцелевших креслах, в проходах, на полу, на ступеньках - кто где. Верхние ярусы амфитеатра, скрытые мраком, остаются пустыми: никто не хочет удаляться от костра. Люди инстинктивно чувствуют в огне защитника.

– Это генетическая память, - вздыхает Аркадий Иванович, устраиваясь рядом с ребятами.
– В каждом из нас живет пещерный предок. Шелуха цивилизации слетела - и вот вам, пожалуйста, кроманьонцы пробудились. Цирк - это наша общая большая пещера. Огонь греет, огонь отпугивает зверей. Огонь - божество.

– И все-таки надо добывать оружие!
– не слушая профессора, горячо говорит вполголоса Ник.
– Допустим, звери сюда не пойдут. А люди? Мы же видели мертвого. Его убили! И убили не звери! Голову отрезали… Ну, вы-то понимаете, что без оружия нам…

– …капец, - заканчивает за него Хал.

Эн нервно хихикает. Аркадий Иванович снова вздыхает.

– Молодые люди, я понимаю и, поверьте, разделяю вашу тревогу. Но и вы поймите нас, старшее поколение… Голод - это ужасно. Угроза голода стократ страшнее всех прочих вызовов, что бросает нам дивный новый мир.

Когда все ложатся, Хал приподнимает голову и шепотом спрашивает:

– Эта… А нафига вы новый мир дивным назвали?

– Была такая книга, - тоже шепотом отвечает Аркадий Иванович.
– Написал ее английский писатель Олдос Леонард Хаксли. Называлась она «О дивный новый мир».

– Там про нас, что ли?

– Отчасти, молодой человек. В том смысле, что Хаксли описал антиутопическое устройство будущего.

– А-а-а… - разочаровано тянет Хал.
– Фигня, короче, блин.

– Эй, давай спать уже!
– недовольно бурчит Эн, переворачиваясь с боку на бок.

Хал хочет огрызнуться, но тут в проеме главного входа возникает силуэт одного из сторожей. Громко топая, он выбегает на арену и останавливается возле дремлющего у центрального костра на лежанке Бабая. Женщины, чистящие рыбу возле «кухни», недовольно отвлекаются от работы.