Марш мародеров
Шрифт:
Упали в сон победители и выставили дозоры.
Но спать и дозорным хочется, а прочее - трын-трава!
И тогда в покоренный город вступаем мы - мародеры,
И мы диктуем условия, и мы предъявляем права!
Слушайте марш мародеров!
Скрип сапогов по гравию!
Славьте нас, мародеров,
И веселую вашу армию!
Слава!
Голос его постепенно становится громче, в нем отчетливо прорезается сталь.
Спешат уцелевшие жители, как мыши, забиться в норы.
Девки рядятся старухами и ждут благодатной тьмы.
Но нас они не обманут, потому что мы - мародеры,
И покуда спят победители - хозяева в городе мы!
Хал набычивается, шагает к Филатову.
– Слышь, певец!
– Оставь его.
– Ник дергает друга за руку, утаскивает обратно к скатерти-самобранке.
– Сядь. На, выпей, тут еще есть. «Девки рядятся старухами», понял? Это главное. И слушай: я так понимаю, что делаем мы все одно общее дело. Вот только по-разному. Так что давайте доедать, допивать - и ложиться. Завтра с утреца пойдем в это самое Танковое училище…
Они еще некоторое время сидят, потом Эн аккуратно собирает остатки трапезы. А Филатов все поет и поет, и слова этой странной песни заставляют Ника сжимать от ярости кулаки.
Будет утро и солнце в праздничных облаках.
Горнист протрубит побудку.
Сон стряхнут победители и увидят,
Что знамя Победы не у них, а у нас в руках!
Слушайте марш… Марш…
И тут уж нечего спорить. Пустая забава - споры.
Когда улягутся страсти и развеется бранный дым,
Историки разберутся - кто из нас мародеры,
А мы-то уж им подскажем!
А мы-то уж их просветим!
Слушайте марш мародеров!
Скрип сапогов по гравию!
Славьте нас, мародеров,
И веселую нашу армию!
Слава! Слава! Слава нам!
Часть вторая
За седьмой печатью
Глава первая
Серый от грязи памятник Ленину, некогда указывавший рукой в светлое будущее, представляет собой жалкое зрелище. Путеводная длань вождя обломана в локте и висит на ржавой проволоке, на голове Ильича красуется воронье гнездо, напоминающее папаху. Рядом, перед самыми воротами, мрачно темнеет еще один памятник - Т-34 на невысоком постаменте. На корму легендарного танка нанесло земли, и там зеленеют чахлые кустики. Столб городского освещения у края дороги покосился, оборванные провода висят, как лианы.
Остановившись у памятника-танка, друзья оглядываются. В двух десятках шагов от них гостеприимно распахнули ажурные створки железные ворота. Перед воротами торчат из жидкой грязи расставленные в шахматном порядке бетонные блоки. На них кое-где еще сохранилась предупреждающая раскраска - белые и черные полосы. Поодаль высится одноэтажное здание КПП из красного кирпича. На фронтоне уцелели грязно-серые буквы: «Тан…ов…е …чил…ще», а ниже: «основ…но в» и дата «1866 го…»
– Там еще крест был, - указывает на КПП Хал.
– Белый, большой.
Вдали, за широкой площадкой, ныне там и сям поросшей травой, за густыми еловыми зарослями, виднеются крыши учебных корпусов. Из ельника торчит ствол танковой пушки - там на постамент водружен еще один танк, Т-72. На стволе сидит синица и чистит перышки.
Начинается дождь,
вначале мелкий, но через несколько минут он превращается в настоящий ливень.– Что-то тут как-то… негостеприимно, - ежится Эн.
Ник косится на девушку, снимает крутку и накидывает ей на
плечи.
– Меня другое волнует, - говорит он после паузы.
– Почему людей нет? Если тут есть оружие, значит…
– Значит, кто-то здесь уже пошарился, блин!
– заканчивает за него Хал.
– Но почему этот «кто-то» тут не поселился? И почему аковцы свой знак не поставили?
– Так, может, они все и вывезли?
– предполагает Эн.
– Мало ли что Филатов нам рассказывал.
– Место больно хорошее, - смахнув с бровей капли воды, говорит Ник, продолжая разглядывать территорию училища.
– Я вот чую - тут могла бы появиться община вроде нашей. Смотрите, какие здания вон там! Все стекла уцелели. И пожаров не было. А никого нет.
– Или лежат в засаде, блин.
– Хал недобро ощеривается.
– Целятся.
– Не исключено, - кивает Ник.
– Но выбора у нас нет. Пошли.
Обойдя блоки, они входят в ворота и останавливаются.
– Куда дальше? Я промок весь, блин.
– Хал проводит рукой по коротким волосам. Во все стороны летят брызги.
– Надо склады искать. Вряд ли оружие хранилось в казармах и учебных корпусах.
– Пахнет… - бормочет Эн.
– Вы чувствуете, как тут пахнет?
Хал тут же принимается активно втягивать носом сырой воздух.
– Ни фига не чувствую. Дождем пахнет!
– Не, какой-то запах точно есть. Резины, что ли?
– предполагает Ник.
– Смотрите!
Он указывает на высоченные ели, чьи темные пирамиды высятся возле корпусов училища. У их подножья, под надежной защитой густого лапника, друзья видят какие-то грязно-желтые пятна. Много пятен.
Вот одно из них пошевелилось, задвигалось - и превратилось в собаку. Крупную дворнягу с закрученным в баранку хвостом.
– Псиной пахнет!
– догадывается Ник.
– Точно! Назад!
Уходим!
А из-под елового полога на площадку у ворот выбираются все новые и новые собаки. Разбуженные человеческими голосами, они недовольно вертят лобастыми головами, коротко взлаивают, прочищая глотки, присматриваются…
– Бежим!
– орет Хал.
Его крик словно бы становится для псов сигналом к атаке. Не менее трех десятков лохматых тварей широким клином устремляются в атаку на непрошеных гостей. Гости, впрочем, не дожидаются собачьего гостеприимства. Поскальзываясь и разбрызгивая жидкую грязь, они выбегают за вросшие в землю ворота и мчатся через Сибирский тракт к огромной, футуристического вида постройке, высящейся всего в полусотне метров.
– Что это?
– на бегу хрипит Ник.
– Стадион!
– отвечает Хал.
– Для хоккея на траве.
– Там спрятаться можно?
– А куян его знает.
– Быстрее! А-а-а-а!
– визжит Эн.
– Они уже рядом! Рядом!
Действительно, псы явно не собираются упускать добровольно забредшую к ним в пасти добычу. Сплошным потоком оскаленных морд они вытекают из ворот училища и сразу разворачиваются в загонную цепь. Когда друзья добегают до бетонного основания многоэтажного здания стадиона, стая полностью отрезает им все прочие пути к бегству.